– Давай же, кусок дерьма, – сквозь стиснутые зубы просипел Мичиган, по лбу которого покатились крупные капли пота.

Он давил, потихоньку сжимая, рукоятки так сильно, как только мог. Потом, почувствовав, что материал начинает поддаваться, стал осторожно, чтобы не сломать кусачки, водить ими из стороны в сторону, расшатывая участок перекуса. Конечно, у него был карабин, но тратить драгоценные патроны на такой пустяк было просто бессмысленным расточительством.

Наконец раздался звонкий щелчок, ручки резака сомкнулись так резко, что Митч чуть не выронил их. Снаружи что-то гулко бухнулось на пол.

– Есть! – Мичиган облегченно прислонился к стене и, переводя дух от силовой нагрузки, прикрыв глаза, поцеловал кусачки, на которых остались кусочки ржавчины. Плевать на болячки. Если там свои, они помогут. Его запас ампул давно закончился. Плевать на все. Главное, выбраться.

Бросив инструмент вниз на матрас, Зэф снял с плеча карабин и, убрав оружие с предохранителя, осторожно толкнул дверь.

Коридор был пуст.

Справа прихожая, в конце которой виднелась придавленная кирпичами бочка, придвинутая к двери. Снаружи было тихо.

Слева еще одна закрытая дверь. Деревянная.

Прямо перед ним, чуть сбоку, так, что из проема было не разглядеть, лестница, ведущая на второй этаж.

Голос доносился оттуда.

Стараясь ступать как можно осторожнее, Мичиган стал подниматься наверх.

Звуки разговора становились все ближе и отчетливее.

– …бабушке скажи, чтобы одевалась в плед, который я дарила на Рождество, сейчас очень промозглый ветер…

Ступенька. Еще.

Слава богу, что к лестнице был прибит ковер, смягчавший звук шагов. Отчего-то Митчу не хотелось больше никого звать.

– …а отец вернулся? Еще нет? – послышалось недовольное ворчание. – Ну что делать, милая. Такая у него работа, ты же знаешь. Не сердись на него. Я тоже постараюсь поскорее вернуться. Конечно же, мы не пропустим твой день рождения, Кэрол…

Мичиган вышел на второй этаж.

Вокруг полутемень. Небольшой коридор – справа ограда с деревянными перилами, слева две двери, ближняя приоткрыта, косая полоска света на полу, из-за нее неожиданно послышался тихий смех, и у Мичигана по спине побежали мурашки. В конце коридора еще одна дверь, густо обклеенная выцветшими стикерами, автомобильными номерами, большой табличкой, где еще можно было прочитать «Сохрани Америку красивой – уберись в комнате!» и черепом с двумя костями. Явно подростка. Рядом с дверью теряющаяся в сумраке очередная лестница, ведущая на третий этаж.

Большой дом.

Митч облизнул пересохшие губы и направился к двери, которая была чуть приоткрыта. Немного постояв, осторожно заглянул внутрь.

Когда-то, очевидно, это была спальня родителей. У стены кровать, рядом выпотрошенный платяной шкаф, несколько раскрытых трюмо, под которыми на полу высились горки пепла – жгли книги, догадался Митч. Под тяжелыми, изъеденными насекомыми шторами угадывалось заколоченное окно.

Тахома – Зэф сразу узнал ее по куртке и волосам, капюшон был спущен – сидела к нему спиной на старом стуле с высокой спинкой, за нешироким деревянным столом, из которого на пол были вывалены ящики, и разговаривала по старому телефону, но не прижимая трубку к уху, как это обычно делают, а держа ее чуть на расстоянии – дисковый прибор стоял рядом, от него тянулся закрученный спиралью провод.

Зеф медленно вошел в комнату, облизнув мигом пересохшие губы. Ситуация показалась бы обыденной, даже житейской. Если бы не место, не время, не ситуация…

А еще из трубки…

Присмотревшись, Мичиган разглядел тонкие полупрозрачные шевелящиеся нити, тянувшиеся из дырочек в трубке прямо в ухо женщины.

– …а как там Барни, опять что-нибудь учудил? Вы его хорошо кормите? Да ты что? Вот проказник…

Женщина неожиданно снова засмеялась, и Мичиган вздрогнул так, что чуть не выронил из рук карабин. Он даже не обращал внимания, что рубашка на нем была насквозь мокрой от пота.

– Джен… – не своим голосом тихо позвал Митч так, что едва расслышал собственный голос. – Т… Тахома…

Сидящая спиной женщина никак не отреагировала.

Выдохнув, Мичиган сделал шаг ближе и снова позвал. Уже чуть громче.

– Дженни. Это я. Митч…

– Кэрол, милая, погоди минутку, – сказала в трубку Тахома и неожиданно, не двигаясь телом, повернула голову к Мичигану, развернув ее на сто восемьдесят градусов. В тишине отчетливо послышался хруст ломавшихся позвонков.

Зэф ахнул, поднимая карабин и делая шаг назад.

Это была не Тахома. Нет, черты можно было при желании узнать… Но кожа обвисла словно на не по размеру подобранном манекене, а в воспаленных красных глазах, в которых лопнули вены, и широко раззявленном рту с треугольными клыками, из которого что-то вязко капало на одежду, не было ничего человеческого…

– Дай мне поговорить с дочерью, долбаный ублюдок, – фраза началась обычным голосом, а закончилась низким басом, переходящим в потусторонний, нечеловеческий рык.

В теле Тахомы снова что-то хрустнуло, она запрокинула голову, из которой вылез непомерно длинный, коричневый извивающийся язык, и завыла так, что Мичиган закричал. Шея, неестественно вытягиваясь, поднимая голову на невозможную для человека высоту, стала, рвясь, прыскать сгустками чего-то зеленого. Ее глаза вздулись, полезли из орбит и, лопнув, брызгая бесформенным желе, словно патока, потекли по щекам. Одна из ножек стула надломилась, но удержала тело. Шевелившаяся куртка на спине Дженни стремительно покрывалась алым, свободная рука, не державшая трубку, вывернулась назад и длинными когтями стала драть ткань, словно стараясь вырвать из таящейся под ней плоти позвоночник.

– А-а-а!!! – снова заорал Мичиган и, подняв карабин, стал стрелять.

Голова Тахомы с противным чавканьем взорвалась, брызнув кровавыми ошметками плоти, крошевом костей и серыми сгустками мозга, беспорядочно разлетевшимися по комнате. От лица осталась только нижняя челюсть и часть шеи, из которой еще прорывался нечеловеческий вой, заглушаемый бульканьем толчками выталкиваемой из горла крови.

Тело на стуле обмякло, но рука с трубкой, из которой торчали теперь просто шевелящиеся в пустоте ниточки, продолжала твердо стоять, словно являлась частью другого тела.

Переведя ствол, Мичиган разнес вдребезги телефонный аппарат, а потом бросился прочь из проклятой комнаты. Скатился по лестнице и остановился, только когда захлопнул за собой подвальную дверь и, тяжело навалившись на нее спиной, постарался унять бешено колотящееся сердце.

– Браво. Зачем ты убил ее? – спросил сидевший на матрасе Макмиллан. – Она ведь просто разговаривала с дочерью.

Ковбойская шляпа, борода, куртка в привычных нашивках. Даже неизменная палочка в уголке рта.