Даже убийства довольно органично вписались в их повседневность. Жутко, странно, но это так! «И если убьют еще кого-нибудь, мало кто обратит на это внимание!» — решила Сашка.

Ей не хотелось идти в свою комнату. Ей вообще в дом идти не хотелось. Казалось, что, переступив родной и теперь ненавистный порог, она и сама начнет играть в убогой трагикомедии, разворачивающейся под этой крышей. И ей становилось противно от мысли, что она переживает на потеху какому-то невидимому зрителю или режиссеру. Кому? Павлу? Их семейное сумасшествие — его рук дело?

«Да что же происходит в конце концов?!»

Сашка старалась подавить в себе злость, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет.

Чтобы как-то прийти в себя перед сном, она пошла к пруду. Бывало, что черная гладь воды ее успокаивала, вселяла уверенность и облегчение. Но теперь она понимала, что тащится по дорожке совершенно напрасно — ничто ей не в силах помочь. Вот если бы кто-нибудь ответил на все мучившие ее вопросы!

Сашка обхватила плечи руками. Ночная свежесть оседала на коже липкой росой. Свет фонарей был рассеянным от взвешенной в воздухе влаги. В желтых кругах роилась мошкара. Почуяв легкую добычу, комарье ринулось на ее теплое тело.

«Ну это уж слишком. Только кровососов и не хватало!» — она отмахнулась от пары чересчур назойливых насекомых, прихлопнув самого голодного на предплечье. Осталось темное пятнышко.

«Фу, гадость!» — Сашка свернула с дорожки и пошла наискосок, в темноту сосен, где комарья должно было быть поменьше. Пруд был совсем близко. Она почувствовала запах ночной застоявшейся воды. Чуть ли не под ногами нервно квакнула лягушка. Сашка замерла, боясь наступить на нее, потому что с детства верила, что убийство этого существа непременно ведет к дождям. А дождей совсем не хотелось.

— Ты даже не понимаешь, что я вынес за все эти годы! — вдруг донеслось до нее. Укорив кого-то таким образом, Борис всхлипнул и продолжил: — Посмотри на меня. Я стал похож на идиота! Надо мной впору хохотать. Да я и сам это делаю довольно часто. А эти девочки — Галя с Надюшей, — они, несмотря на свои мелочные душонки, меня понимали и жалели. А что привезла мне ты? Язвительное снисхождение? О, зачем я все это затеял… Зачем?! Господи! Если есть на небе высшая сила, надеюсь, она простит меня!

Похоже, он принялся заламывать руки.

«Ну, вот опять, — раздраженно подумала Сашка, — опять начинается. И ведь уже не в доме. Видимо, сумасшествие расширило свои границы до ограды. Кошмар!»

А от воды шелестело вместе с ветром:

— Отче наш! Иже еси на небеси. Да святится имя твое, да придет царствие твое…

Сашка подошла чуть ближе. В беседке, что стояла на берегу и была в этот час похожа на шалаш, сидели двое. Их силуэты были едва различимы. Одним был Борис. Фигура собеседницы могла принадлежать только Виктории. Столь стройного стана, высокой груди и длинной шеи не было ни у кого в округе, а может быть, и на целом свете.

Вика терпеливо выждала, пока затихнут слова немудреной молитвы, затем положила узкую ладонь ему на плечо и отчетливо произнесла:

— Не пори горячку.

Ее голос не выражал ни сострадания, ни даже сожаления. Он вообще ничего не выражал. Сашка редко слышала, чтобы Виктория говорила так — совершенно равнодушно, пожалуй, даже холодно. Как автомат.

— Не пори горячку?! — вскричал Борис.

— Именно, — как ни в чем не бывало ответила ему Виктория и с силой впилась пальцами в его плечо. — Нужно раньше было разбираться со своими женщинами. Виданное ли дело — заводить интрижки в доме, где живет твоя жена. Я вообще удивляюсь выдержке Виолы. И мне совершенно понятно, почему она наконец-то сорвалась.

— А ты? Что скажешь ты?! — он весь как-то обмяк.

— Я скажу, что пакость все это, — кажется, тетушка усмехнулась.

— Ты презираешь меня?

— Презирать значит что-то чувствовать. А я не имею права чувствовать что-то по отношению к тебе. Ты — муж моей племянницы.

— Ты так говоришь, как будто не сама бросила меня.

— Ты знаешь, что не сама, — она опустила голову и долго смотрела на воду исподлобья. Потом еле слышно произнесла: — Я не хочу вспоминать, что было пять лет тому назад. Тогда все и закончилось. И хватит об этом.

— Неправда. Именно тогда все и началось, — Борис попытался обнять ее, но Виктория резко встала, скинула с себя его руки, как что-то неприятное.

И ответила ему сквозь зубы подрагивающим от гнева голосом:

— Пять лет тому назад ты обманул Виолу. И продолжал ее обманывать все эти годы. Не со мной, так с другими. Так чего же теперь плакать да молиться?! Пожинай плоды своего обмана.

— Я не любил их, — проныл Борис и закрыл ладонями лицо. — Я не любил их. Они сами. Галя в моей постели мстила Аркадию Петровичу. А Надя — эта вообще была порядочной шлюхой…

— А ты? — Вика почти вышла из беседки. Задержалась на пороге и глянула на него через плечо: — Кто есть ты?

Сказав это, она быстро пошла прочь.

Борис смотрел ей вслед, пока стройный силуэт с гордо поднятой головой не затерялся среди темных стволов.

Потом и он вышел. И медленно побрел в дом.

Сашка стояла, боясь шелохнуться. Прошло минут двадцать, прежде чем она рухнула прямо на землю без сил. Ей хотелось смешаться с землей, чтобы больше никогда не открывать для себя столь страшные тайны.

«Виола?! Виола — убийца?!»

Верить этому она не могла. Несмотря на то что мотивы преступления, обсуждаемые беседующими, были весьма убедительны. И Виктория, и уж тем более Борис знали, что обсуждали. Оба они не просто догадывались о преступлениях, а даже покрывали сестру.

«Виола убила обеих женщин из ревности?! Невозмутимая Виола, которая по уши занята делами и которой некогда не только любить, а даже подумать о любви. Да при чем здесь любовь! Здесь чувство собственности. Борис — ее собственность. А к тому, что ей принадлежит, она всегда относилась ревностно».

Тут Сашка поняла, что новость ее вовсе не обескуражила. Нет, конечно, это было для нее как ушат холодной воды на голову, но, с другой стороны, именно чего-то в этом роде она и ждала. Ей почему-то казалось, что Виола замешана в убийствах. Хотя как она могла убить Надю — одному богу известно. Ее же не было в доме в тот момент. Но вполне возможно, что она сама и не убивала. Мало ли наемников в ее распоряжении! Были бы деньги. А денег у нее много.

Недавний разговор с отцом приобрел новые оттенки. «Нужно было слушать Виолу», — вздохнул он в кинотеатре. Но не эти слова запали ей в душу, самое главное, когда она переспросила его: «Слушать Виолу?», — он неестественно дернулся, словно испугался, что она застала его за признанием, предназначенным явно не для ее ушей. А потом запричитал слишком быстро, а потому, скорее всего, наигранно про бумаги и объединения.