– Мне пора, – говорит он. – До вечера.

Я вскакиваю и бегу к окну, чтобы заступить ему дорогу. Он останавливается передо мной и скрещивает руки на груди.

– Останься, – прошу я. – Пожалуйста. Просто полежи со мной. Мы можем положить между нами подушки. Обещаю не соблазнять тебя, раз уж ты напился. Останься на часок, я не хочу, чтобы ты уходил.

Он моментально поворачивается и идет к кровати.

– Ладно, – просто говорит он.

Потом бросается на кровать и вытаскивает из-под себя одеяло.

Я не ожидала, что получится так легко.

Ложусь рядом. Никто и не думает отгораживаться подушками. Вместо этого я кладу руку ему на грудь и обвиваю ногами его ноги.

– Спокойной ночи, – произносит он, отводя мои волосы со лба.

Потом целует меня в лоб и закрывает глаза. Я прижимаюсь головой к его груди и прислушиваюсь к стуку сердца. Через несколько минут его дыхание и сердцебиение становятся ровными, и он крепко засыпает. Рука немеет, я осторожно убираю ее и перекатываюсь на бок. Как только я укладываюсь на свою подушку, он кладет руку мне на талию, а ногами прижимается к моим.

– Я люблю тебя, Хоуп[6], – бормочет он.

Гм…

Дыши, Скай.

Просто дыши.

Не так уж это сложно.

Вздохни глубже.

Я зажмуриваюсь и стараюсь убедить себя в том, что не слышала этого, что мне померещилось. Но он выразился совершенно ясно. И, честно говоря, я не знаю, чем сильнее огорчена: тем ли, что он назвал меня другим именем, или словом «люблю».

Я уговариваю себя не заехать ему по физиономии. Он выпил и наполовину спал. Она, возможно, ничего для него не значит. Это мог быть всего-навсего сон. Но… кто такая Хоуп, черт возьми? И почему он ее любит?

Я вспотела, под одеялом жарко, но я не хочу снимать его с головы. Я знаю, что, если дверь откроется, неважно будет, укрыта я или нет, но с одеялом спокойней. Я приподнимаю край и смотрю на дверную ручку, как делаю каждую ночь.

Не поворачивайся. Не поворачивайся. Пожалуйста, не поворачивайся.

В моей комнате всегда тихо, и я ненавижу это. Иногда мне кажется, я слышу, как поворачивается дверная ручка, и от этого колотится сердце. Вот и сейчас от пристального разглядывания ручки оно частит, но я не могу оторвать от нее взгляд. Я не хочу, чтобы она повернулась. Не хочу, чтобы дверь открылась, не хочу.

Повсюду так тихо.

Так тихо.

Дверная ручка не поворачивается.

Она неподвижна, и мое сердце немного успокаивается.

Веки мои тяжелеют, и я наконец закрываю глаза.

Я так рада, что сегодня ночью дверная ручка не поворачивается.

Сейчас так тихо.

Так тихо.

Но потом слышится какой-то звук, потому что поворачивается дверная ручка.

Суббота, 27 октября 2012 года

Середина ночи

– Скай.

Мне очень тяжело. Тело налилось свинцом. Мне не нравится это чувство. На моей груди в физическом смысле ничего нет, но я ощущаю ни с чем не сравнимый груз. И печаль. Меня переполняет неодолимая и необъяснимая печаль. Мои плечи сотрясаются, и в комнате раздаются чьи-то рыдания. Кто это плачет?

Я?

– Скай, проснись.

Я чувствую, как Холдер обнимает меня. Он прижимается щекой к моей. Я лежу к нему спиной, и он крепко прижимает меня к груди. Я хватаю его за запястье и отвожу руку. Потом сажусь на постели и оглядываюсь по сторонам. На улице темно. Я ничего не понимаю и продолжаю плакать.

Холдер садится рядом и поворачивает меня к себе, смахивая слезы с моих глаз:

– Ты пугаешь меня, детка.

Он встревожен. Пытаясь обрести спокойствие, я зажмуриваю глаза. Я понятия не имею, что происходит, и задыхаюсь. Слышу свои рыдания, и из-за этого мне никак не вздохнуть.

Часы на ночном столике показывают три. Все постепенно начинает проясняться, но… почему я плачу?

– Откуда слезы? – спрашивает Холдер. Он притягивает меня к себе, и я не противлюсь. От него исходит уверенность. Когда я в его объятиях, мне хорошо и спокойно. Обнимая, он гладит меня по спине, то и дело целуя в голову и повторяя: – Не волнуйся.

Постепенно тяжесть перестает давить мне на грудь, печаль рассеивается, и я больше не плачу.

Но все же напугана, потому что прежде со мной не случалось ничего подобного. Никогда в жизни я не испытывала столь невыносимую грусть. И почему она казалась такой осязаемой?

– Ты в порядке? – шепчет он. Я киваю, уткнувшись носом ему в грудь. – Что случилось?

– Не знаю. Наверное, дурной сон.

– Ну так расскажи? – Он гладит меня по волосам.

– Нет, – мотаю я головой. – Не хочется вспоминать.

Он долго держит меня в объятиях, потом целует в лоб:

– Не хочется уходить от тебя, но мне пора. Тебе не нужны неприятности.

Я киваю, но не отпускаю его. Мне хочется умолять его не оставлять меня одну, но неохота показаться несчастной и напуганной. Плохие сны – обычное дело. Не понимаю, с чего такая реакция.

– Спи, Скай. Все хорошо, это просто сон.

Я ложусь и закрываю глаза. Чувствую, как ко лбу прикасаются его губы, после чего он уходит.

Суббота, 27 октября 2012 года

20 часов 20 минут

На парковке у галереи я обнимаю Брекина и Макса. Выставка закрылась, и мы с Холдером едем к нему домой. Я понимаю, что должна нервничать из-за того, что может случиться ночью, но совершенно спокойна. Все, что исходит от него, кажется правильным. Ну, кроме фразы, которая непрерывно прокручивается у меня в голове.

«Я люблю тебя, Хоуп».

Мне хочется спросить его, но никак не выбрать подходящего момента. Выставка была явно не местом для этого. Сейчас и можно бы, но всякий раз, открыв рот, я тут же его закрываю. Наверное, я боюсь не спросить, а узнать, кто она такая и много ли для него значит. Чем больше я протяну с вопросом, тем дольше не узнаю правды.

– Хочешь перекусить? – спрашивает Холдер, выезжая с парковки.

– Угу, – быстро отвечаю я, обрадовавшись, что он прервал мои мысли. – Чизбургер. И сырные палочки. И еще молочный коктейль с шоколадом.

– Капризничаешь, Принцесса? – смеется он и берет меня за руку.

Я отдергиваю руку и поворачиваюсь к нему.