– Полностью бронированные. На случай шальных пуль, непроизвольных выстрелов. В перестрелке особо не защитят. Но для этого с вами Том и Кевин.

Ларри указал большим пальцем себе за спину, где на краю парковки стоял пикап. Том с Кевином сидели в прохладной кондиционированной кабине. В открытом кузове стояла тренога, пустая, а рядом расположился стальной ящик, запертый на три навесных замка. В ящике лежал пулемет, который они должны будут установить на треногу при въезде в район, где желательно демонстрировать силу. На крыше кабины распласталась некая обтекаемая конструкция. Ее можно было принять за самый аэродинамический багажник мира, пока до тебя не доходило, что это монокоптер.

Ларри открыл водительскую дверцу:

– Ну так че, кто из вас говорит, что умеет водить машину?

София подняла руку, трое остальные отступили на шаг. Ларри кивнул.

– Откуда вы родом? – спросила София.

– Отсюдова, – удивленно ответил Ларри.

– А давно?

– Давнее некуда. Пра-пра-пра приехали из Голландии. А че?

– Вы говорите «че».

Ларри глянул непонимающе.

– Не важно. Извините, – сказала София. – Машину поведу я. Больше никто не умеет.

– Покажите, чего умеете. Просто кружок по стоянке.

– Понимаю. Требование страховки. – София оттолкнулась от подножки и запрыгнула на водительское место.

– Нету у нас никакой страховки, – ответил Ларри. – Это наше требование.

– О чем это все? – спросила Анна-Соленн, как только они выехали на улицы Де-Мойна.

Она сидела рядом с Софией. Фил и Джулиан на задних сиденьях разглядывали городские окраины, которые выглядели совершенно обычно.

– Что? – спросила София.

Она уже довольно давно не водила машину и сейчас, напряженно сжимая руль, следила за стоп-сигналами пикапа впереди. По меньшей мере девяносто пять процентов транспорта составляли робомобили; они держались подальше от маленькой кавалькады, поскольку никто не знает, чего ждать от водителя-человека.

– «Откуда вы родом? Как давно?» Все эти странные вопросы, которые ты задавала Ларри.

– А. Просто я кое-что слышала от мамы, а ей это рассказал дядя.

– Додж? – спросила Анна-Соленн с той натужной небрежностью, с которой люди обычно произносили это имя.

– Да. Про людей, которые говорят «че» и «нету».

– По-моему, обычная речь американской глубинки.

– Южной. Айова – северный штат. В войне Севера и Юга воевала на стороне Союза. В Айове никогда не было рабства. Ее заселили выходцы из Скандинавии. Либо Ларри приехал с Юга…

– А он говорит, что нет…

– Либо он или отец взяли манеру говорить по-южному. Северяне так не говорят, не тянут слов…

– И не лепят на бамперы конфедератский флаг, – включился Джулиан.

Он просунул руку между передними сиденьями и указал на пикап, в котором ехали Том и Кевин. На одном бампере был конфедератский флаг, на другом – наклейка «Помни Моав».

– Ну не знаю, – сказал Фил. – Тут это дерьмо везде. Всегда было. Ничего не меняется.

– Для тебя, – согласилась София. – Но не для моего дяди, который родился в середине пятидесятых и умер примерно семнадцать лет назад. Перемены происходили на его глазах. В его детстве война Севера и Юга была не таким уж далеким прошлым – почти на памяти стариков. Тогда северянам не приходило в голову клеить на бампер изменнический флаг или копировать алабамский акцент. Но за время его жизни…

– Культурная граница сместилась к северу, – сказала Анна-Соленн.

Граница, разумеется, не была линией на карте и не могла ей быть, поскольку официально не существовала. Это была переходная зона, занимавшая тот внешний пояс окраин, к которому тяготеют «Уолмарты». По мере движения из города машины с небелыми людьми сворачивали на стоянки возле предприятий, парков, школ или церквей. Ничто не препятствовало выезду из города. Никакого Чекпойнта Чарли[15]; едущие навстречу машины практически не обыскивали. Однако их, безусловно, разглядывали самым пристальным образом. Всё въезжающее в город сканировали сотни камер. Машины, в которые нельзя было заглянуть из-за тонированного стекла или полного отсутствия окон, останавливали блюстители порядка и вежливо интересовались, сколько людей внутри и что у них с собой. Все было так тихо и мирно, что невнимательный наблюдатель мог бы ничего не заметить. Если бы дядя Додж каким-то чудом воскрес и ехал сейчас с ними, он бы увидел очень мало явных перемен по сравнению с его временами. И все же при всей своей размытости граница, обозначенная «Уолмартами» и придорожными закусочными, была так же реальна, как Берлинская стена.

Однако ничего не происходило; не было конкретного момента, когда они точно въехали в Америстан. Правда, через какое-то время Том свернул на гравийную обочину двухполосного шоссе и включил аварийку. София последовала его примеру. Кевин вылез, обогнул пикап и сорвал номера – очевидно, они были на магнитах. Затем он подошел к «Лендкрузеру», забрал номера и дружески хлопнул автомобиль по заду. Оба номерных знака – они теперь слиплись магнитами – Кевин забросил в кузов пикапа, и караван двинулся дальше. Возможно, это и была официальная церемония на границе.

– В Риме как римлянин… – проговорил Джулиан.

На прилично заасфальтированном шоссе поехали быстрее. Несколько поворотов вывели к мосту над неподвижной бурой рекой. Дальше начались плоские возделанные земли. София немного отстала на случай, если Том вдруг затормозит, Том вроде не возражал. Разговор угас. Остальные опустили на глаза очки и погрузились в новости или игры. София, оставшись за рулем одна, некоторое время поддерживала разговор в голове, но для него не было пищи. Изредка попадалась фиберглассовая статуя политического деятеля, воздвигнутая фермером во дворе одиноко стоящего дома, или щит с призывом против контрацепции. Наверняка что-то похожее было и во времена Доджа. Через час после Де-Мойна проехали небольшую фанерную табличку, на которой фломастером был нарисован логотип Левитианской церкви – Горящий крест. Стрелка указывала вправо по гравийной дороге, которая по виду вела в никуда. София увидела табличку всего на долю секунды и почти сразу засомневалась, правда ли это было. Судя по всему, кроме Софии, табличку заметил только Кевин. Он повернул голову вправо и долго разглядывал горизонт, скорее заинтересованно, чем встревоженно. Затем обменялся несколькими словами с Томом, водителем. Кевин ненадолго нагнулся, а когда снова выпрямился, показалось дуло автомата, смотрящее в потолок. Он снова что-то сказал Тому, оба рассмеялись. Том правой рукой что-то включил на панели управления. Монокоптер оторвался от крыши кабины и начал подниматься. Кевин опустил на глаза очки, не такие, как у Софии и ее друзей. То есть все они выполняли одну функцию, но у Софии и ее друзей были маленькие и незаметные, стилизованные под обычные очки для плохого зрения. «Консервы» Кевина и Тома происходили из совсем другой эстетической вселенной; София не сомневалась, что в их рекламе часто упоминаются слова «тактические», «повышенной прочности», «военного образца» и «рассчитанные на экстремальные условия». Надо понимать, сейчас Кевин видел в них несколько квадратных миль вокруг с высоты полета монокоптера – прямоугольную решетку двухполосных дорог, частью асфальтированных, частью гравийных, нарезающих землю на сельхозучастки площадью в квадратную милю.