Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существует, впрочем, и такая точка зрения, согласно которой бипедия представляла собой вынужденное свойство: приматы, хорошо адаптированные к вертикальному древолазанию и брахиации (это такой способ передвижения по ветвям, при котором особь висит на верхних конечностях и перемещается, попеременно цепляясь ими то за одну ветку, то за другую), просто не смогли двигаться по земле с опорой на четыре конечности, хотя прямохождение приносило на первых порах больше вреда, чем пользы{547}.
Прямохождение появляется в нашей эволюции очень давно: прямоходящими были не только гейдельбергенсисы и неандертальцы{548}, но и африканские архантропы{549} (недавно этот вывод был подтвержден находкой ископаемых следов в Кении, на берегу озера Туркана{550}), и даже австралопитеки: для афарского австралопитека, как пишет Леонард, «были характерны такие признаки двуногого существа, как сводчатая стопа, непротивопоставляющийся большой палец стопы и некоторые особенности строения колена и таза»{551}. Но и австралопитеки не были первыми прямоходящими существами — это надежно подтверждают подробные исследования останков Ardipithecus ramidus{552}. Достаточно хорошо сохранившийся скелет самки ардипитека (получившей прозвище Арди) демонстрирует сочетание «обезьяньих» (ориентированных на эффективное лазанье по деревьям) и «человеческих» (ориентированных на прямохождение) признаков. Было также установлено, что Арди не опиралась при ходьбе на костяшки пальцев, как это делают современные шимпанзе и гориллы, — кисти ее рук совершенно не приспособлены для этого. Зато они гораздо лучше подходят для тонких манипуляций с предметами (а следовательно, для орудийной деятельности), чем руки современных человекообразных обезьян. Впрочем, не исключено, что бипедия возникла еще раньше: судя по положению затылочного отверстия, на двух ногах передвигался сахелантроп; некоторые приспособления к бипедии отмечены у оррорина и у Ardipithecus kadabba{554}.
Как было выяснено недавно, ходить на двух ногах — причем так же, как люди, полностью разгибая колени, — умеют и бесспорно не имеющие языка орангутаны{555}.
После всех этих исследований стало ясно, что вопреки распространенному мнению ходьба с опорой на костяшки пальцев — это не тот способ передвижения, которым пользовались предки человека, а, возможно, всего лишь специализация боковых ветвей (шимпанзе и горилл), их способ уйти от прямохождения.
Кроме того, приспособления к двуногому передвижению не обнаруживают корреляции с теми анатомическими характеристиками, которые считаются важными для звучащей речи, — величиной базикраниального угла, толщиной позвоночного канала и т. д. Так что, скорее всего, прямого влияния на становление языка бипедия не оказала. Впрочем, освобождение передних конечностей для манипулятивной активности дало возможность сильно расширить спектр поведенческих стратегий, повысив тем самым «спрос» на развитые средства коммуникации. Кроме того, «вертикальное положение позвоночника дает возможность обладания бо́льшим объемом мозга, чем горизонтальное или наклонное при равных размерах тела»{556}, а больший мозг дает возможность иметь более совершенную коммуникативную систему. Хождение на двух ногах привело также к расширению общего поля зрения, облегчило возможность обращать внимание сородичей на те или иные факторы окружающей среды, а это очень важно для языка, который, по свидетельству психологов, используется прежде всего не для побуждений, а именно для обращения внимания (англ. sharing attention){557}. Это обусловило возможность возникновения в дальнейшем так называемого остенсивного определения — определения при помощи указательного жеста, который имеется во всех человеческих культурах{558} (хотя в целом ряде их считается невежливым)[45].
Для обеспечения функционирования языка необходим развитый мозг, и в кладе человека наблюдается постепенное увеличение его объема. Ранние гоминиды по этому показателю были сравнимы с шимпанзе: мозг сахелантропа имел объем{560} 320–380 см{3}, ардипитека Ardipithecus ramidus — 280–350 см{3}, австралопитека афарского — 375–550 см{3}, австралопитека африканского — 425–515 см{3}, Paranthropus boisei — 390–550 см{3} (для сравнения: у шимпанзе — 350–550 см{3}). Но уже у Homo habilis мозг был объемом 500–638 см{3}, у Homo georgicus — 600–680 см{3}, несколько бо́льшим был мозг Homo rudolfensis (700–870 см{3}) и Homo ergaster (690–848 см{3}). Существенно увеличился мозг у эректусов — 727–1250 см{3}, еще более — у гейдельбергенсисов (например, индивид, найденный на стоянке Вертешсёлёш, имел мозг объемом 1300 см{3}, индивид из пещеры Петралона — 1170 см{3}, индивид из пещеры Фонтешевад, известный как Фонтешевад II, — 1450 см{3}). У неандертальцев объем мозга достигал примерно 1250–1800 см{3}, в среднем — 1500 см{3}, что даже несколько превышает среднюю величину, характерную для современного человека, — 1350–1400 см{3}. Например, индивид Ла Ферраси 1 имел мозг объемом 1681 см{3}, Шанидар 1 — 1610 см{3}, Амуд I — 1750 см{3}. Впрочем, у многих ископаемых неоантропов мозг был крупнее. Так, у кроманьонцев из грота Кро-Маньон объем мозга определяется как 1590 см{3} (Кро-Маньон I), 1450 см{3} (Кро-Маньон II) и 1775 см{3} (Кро-Маньон III), у индивида Схул V — 1518 см{3}, у Омо 1 — 1400 см{3}.
Следует, однако, отметить, что даже для хорошо сохранившихся черепов оценки объема мозга у разных исследователей сильно варьируют. Так, объем мозга неандертальца из Ла-Шапель-о-Сен оценивается в диапазоне от 1093 до 1626 см{3} — и это при том, что измерения проводились по практически не требующему реконструкции черепу{562}. А, например, от экземпляра Неандерталь 1 осталась лишь черепная крышка — соответственно, подсчеты объема его мозга оказываются еще более гипотетическими[46].
Наиболее точные размеры мозга можно получить путем измерения эндокрана — отлива внутренней полости черепа (см. прежде всего работы Вероники Ивановны Кочетковой, Ральфа