Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот так. Чтобы Ицхак ошибся, такого еще не бывало.
– Ну, как гласит одна мудрая поговорка: «Все когда-нибудь случается впервые».
– Согласен, молодой человек. Согласен. Итак, прилично, но неброско.
– Именно. Что-то в стиле рабочего.
– Прибыли с севера, – не спрашивая, а констатируя факт, произнес портной.
– Заметно?
– А кому еще понадобится специально указывать на легкость ткани, как не человеку, непривычному к нашему южному солнцу? Ну что ж, давайте снимем мерку. И что-то мне подсказывает, что нужно будет сделать запуск на вырост, – имея в виду молодость парня, дополнил хозяин ателье.
– Ну-у, так, на всякий случай, вдруг и впрямь подрасту, – как бы опроверг высказанное предположение Борис.
Сделав заказ и оставив предоплату, решил прогуляться по городу. Когда шел мимо летнего сада, услышал игру духового оркестра. Все же многое потеряли парки его современности с уходом этой традиции.
Была у него мысль возродить в родном городе оркестровую беседку, чтобы каждое воскресенье там играл живой оркестр. И запустить трансляцию на весь парк. Н-да. Мысль была, а вот средств вечно не хватало. Хотя, положа руку на сердце, все это были отговорки. Имел он возможность. Но вот как-то не сподобился.
Одно дело спонсировать конкурс бальных танцев. Или содержать за свой счет спортивную секцию для детей из малообеспеченных семей. Выложить тротуарной плиткой аллею в том же парке. Все это материально, можно пощупать, увидеть результат. А духовой оркестр… То, что дарит его музыка, ничем не измерить. Этого не увидеть. Возможно, Рудаков еще и созрел бы, но не успел. А вот теперь, слушая, наблюдая, как гуляют по аллеям люди, вдруг понял, что сглупил.
Вот так посмотрел со стороны, посмотрел и пошел мимо. Летний сад – для чистой публики. Матросне и работягам там делать нечего. Если только в качестве обслуги и никак иначе. Сословное общество. Кстати, если бы уважаемый Ицхак не был евреем, то ни за что не взялся бы за пошив одежды простому матросу. Ему, конечно, позволялось содержать в городе свое ателье. Но его клиентура попроще, купцы да разночинцы. Ни один дворянин даже не подумал бы обшиваться у еврея.
Проходя мимо кофейни, увидел, как детвора с весьма элегантной маменькой со смехом уплетает мороженое. И так его накрыло, ну прямо как там, у кондитерской! Только если там он мог купить себе сладости, то в это заведение путь ему заказан. И знал бы кто, как же его это злило.
Решив, что он как-то слишком уж перевозбудился, Борис решил вернуться в мастерскую. От греха подальше. Не хватало еще сорваться. Одно дело, когда ребятня бьет друг другу морды. Желаешь оградить своего отпрыска от подобного – ограничь его круг общения и не выпускай на улицу.
Но тут такое не практикуют. Дворянские дети наравне с детьми работяг носятся по городу, набивают шишки и дерутся стенка на стенку. И родителями это поощряется. Потому как идет закладка организма и основных характеристик, которые потом прокачивать долго, муторно и дорого. Для последнего возможности есть далеко не у всех.
И совсем другое дело, если на дворянина поднял руку совершеннолетний. Или ребенок бросил камень в господина голубых кровей, да и купеческих тоже. Минимум порка. А то и родителям такой штраф, что не возрадуешься. Опять же все от тяжести проступка зависит. Может статься и так, что отца по этапу погонят.
Вроде и вернулся раньше времени, но Алексей Петрович управился и передал Борису четыре заказанные пружины. И тут же сильно удивился, когда тот попросил порезать их на кольца. Но заказ выполнил. Даже отдельную плату брать отказался. Рудаков втихаря сунул работяге двадцать копеек.
Признаться, Система его удивила. Потому как ему с его изобретения ничегошеньки не обломилось. То есть он слил четыре рубля двадцать копеек, как воду в песок. Не то чтобы его задавила жаба. Со средствами у него еще долго сложностей не будет. Но и переплата за копеечные изделия не радовала.
Получается, в этом мире уже знают шайбы Гровера. Вот только он ни о чем подобном не слышал. И Носов все время мучается с протяжкой. Вон даже Бориса к машине не подпустил, изучает ее норов. А может, он где-то напортачил? Да ну. Бред. Что тут можно напортачить? Конструкция – проще не придумаешь. Сталь отличная. Ерунда все это. Точно, кто-то уже изобрел.
Терентий Андреевич посмотрел на молодого человека с явным недоверием. Ну вот с какого такого перепуга ему устанавливать эти шайбы? Да еще и на механизмы, наиболее подверженные вибрации, где резьбовые соединения раскручиваются сильнее всего. Ну божится малец, что они откручиваться не будут. Да если бы оно так было и в самом деле, то уже все эту задумку пользовали бы. Ведь проще простого. Но вот инженеры-конструкторы не додумались, а он р-раз – и готово. Хотя резон в словах парнишки вроде как и есть. Махнул рукой, решив, что беды особой приключиться не должно. А там и присмотрит.
Борис же, недовольный впустую потраченным временем, направился в свою каюту. Есть не хотелось, потому как злость еще не развеялась, напрочь отбивая весь аппетит. Да и разочарование накрыло, чего уж там. Если за какое-то усовершенствование велосипедного звонка выпало две сотни очков, то за гровер всяко-разно должно было насыпать целую гору. Потому как оценить значимость этой простенькой на вид шайбы может только тот, кто постоянно возится с прослабляющимися резьбовыми соединениями. Н-но-о… Не срослось.
Глава 17
Прогрессор
– Я, несомненно, могу приять ваш револьвер и выставить в комиссионном отделе, – осмотрев оружие, объявил владелец магазина.
– А сколько вы мне сможете заплатить за него прямо сейчас? – поинтересовался Борис.
– Два рубля, – пожал плечами лавочник.
– Я его купил у вас же, всего-то несколько дней назад. Оружие в хорошем состоянии.
– Я вижу. И тем не менее больше двух положить не могу.
– А в комиссионном в какую цену посоветуете?
– Четыре рубля.
– Из которых рубль я должен буду отдать вам.
– Молодой человек, вы напрасно считаете, что вас тут хотят обмануть. К чему платить те же пять рублей за револьвер, бывший в употреблении, если за шесть можно купить совершенно новый?
– Н-да. Овчинка выделки не стоит. Проще самому расстрелять его в усмерть.
– Именно это я и пытаюсь вам объяснить.
– Хорошо. Тогда мне большую банку пороху, три сотни капсюлей и пулелейку.
– Что-то