спиной такого ушлепка, как Стужа, – глупость вселенская. А так выпал один за борт – кто таков, поди разбери. Вроде не всплыл.

Именно в таком ключе они и отвечали на вопросы заполонившей оба корабля полиции. Бориса утащил в надстройку «Стрижа» молоденький полицейский с горячечным блеском во взгляде и полным решимости лицом.

– А почему твой шкипер решил отказаться от перевозки пассажиров и отправился в обратный путь налегке? – глядя на Бориса внимательным взглядом, продолжал допрос губернский секретарь.

Всего-то второй офицерский чин в полиции, дарующий право только на звание почетного гражданина, то есть разночинца. Ясное дело, что ему хотелось бы выслужить дворянство. А его так просто не получить. Одного образования и ступеней мало. Нужны еще и заслуги. Вот он их и выслуживает. По всему видать, землю готов рыть.

– Ну так двое, те, что напали на нас со спины, сказали, что, мол, знают, где стоянка Стужи. Мол, так-то сказать не могут, где-то на Крабовых островах. Но за награду пальцем тот остров показать сумеют, – пояснял Борис, усиленно строя из себя невежду с Разумностью ниже среднего, чтобы у этого карьериста не возникло желания взглянуть на его Суть.

– А почему в полицию не обратились?

– А зачем, если и сами управились? Или запрет имеется морских разбойников бить? – выпучив глаза, даже подался перед Рудаков.

– Ты мне еще поумничай, – одернул Рудакова следователь.

Парень тут же отстранился и, выпрямившись, словно проглотил лом, вперил в полицейского преданный взгляд.

– Дальше что было? – расправив плечи, свысока спросил следователь.

– Так задержался я в кочегарке. А когда поднялся, то тот разбойник, значит, в дядь Терентия и пальнул. У меня в руке нож, ну я и сунул ему в бок.

– А чего с ножом разгуливал?

– Солонину ел. Грызть-то ее зубов не напасешься, а так кусок срезал – и в рот. Пока на лопате, да у жаркой топки, так упаришься, что…

– И что, вот так прямо грязными руками и ел? – оборвал его полицейский.

– Чего это грязными? Я их в ведре сполоснул и тряпицей обтер.

– П-поня-атно. Слово «гигиена» тебе вообще знакомо?

– Господин судебный следователь, вы чего ругаетесь-то? Гиеной какой-то ни про что обозвали. Я же все как есть рассказал. Мне чего, самому нужно было сгинуть, чтобы вы довольными остались и не серчали сейчас? Так я не согласный. У меня жизнь одна и возрождения не видать как своих ушей.

– Что тут у вас? – заглянул на шум другой полицейский – в чине коллежского секретаря.

– Веду допрос, Вениамин Павлович.

– Вижу. Не тиранили бы вы парнишку, Глеб Георгиевич. Ну покромсали они разбойничков, тем доброе дело сделали. Будет у вас еще случай себя проявить.

– Осмелюсь напомнить, что шкипером на «Стриже» Рыченков Дорофей Тарасович, в бытность всем известный как морской разбойник Гвоздь.

– В бытность, Глеб Георгиевич. В бытность, – примирительно уточнил старший товарищ. – И за то он на каторге был, где одну жизнь разменял. А ныне перед законом чист, аки слеза.

– Не уверен, что он вот так запросто отринул свое прошлое. Опять же, по всему выходит, что из всей разбойничьей команды на перерождение мог уйти только Стужа. А его-то тела здесь и не наблюдается.

– Ну так выпал за борт. На море дело обычное.

– Возможно. Но выглядит все подозрительно.

Борис сидел с самым глупым видом и переводил не замутненный интеллектом взгляд с одного полицейского на другого. Вот только молодого идиота, стремящегося выслужиться перед начальством, ему сейчас не хватало. Эдак того и гляди придется бежать отсюда, пока ветер без камней. А у него, между прочим, только-только наметился тихий уголок, где можно без опаски заняться самосовершенствованием. И вот такие сюрпризы совершенно ни к чему.

– Ты, как я погляжу, господин губернский секретарь, о моем лихом прошлом многое успел разузнать. Только ить правильно Вениамин Павлович сказывает: лихоимствовал я, когда еще и твоих родителей-то не было. И за то сполна ответил. А вот о том, что три десятка лет тому назад я с британцами резался в рукопашной, вот на этом самом берегу, ты, похоже, не ведаешь. Как и о потопленном мною фрегате не знаешь. А паче того, пожалуй, позабыл положение о полных Георгиевских кавалерах.

– Дорофей Тарасович, ты чего завелся? – хмыкнул коллежский секретарь.

– Это я завелся? Ты, Вениамин Павлович, уйми своего молодого помощника. Я уж более полувека как закон чту и не позволю, чтобы меня дегтем мазали. Иль думаешь, коли не хаживаю, так и позабыл, где приемная боярина Голубицкого находится?

– Уймись, Дорофей Тарасович, – хмуро бросил старший полицейский. – Заканчивайте допрос, Глеб Георгиевич. Да не затягивайте. Дело тут ясное.

– Слушаюсь, господин коллежский секретарь.

– Пойдем, шкипер, не будем мешать вести допрос.

– Я на своем пароходе…

– Уймись, говорю, – выталкивая его за порог, потребовал коллежский секретарь.

Впрочем, скорее все же увещевая не в меру разошедшегося старика. Да еще и добродушно ухмыляясь, мол, все понимаю и со всем уважением, но и я не просто погулять вышел. Так ведут себя старые знакомые. Не друзья, но относящиеся друг к другу с должной долей уважения.

Пока завершался допрос, Борис силился всячески сохранять спокойствие. То, что его шкипер не простой мужик, он уже понял. А вот то, что он успел отметиться по обе стороны закона, для него новость. Полный Георгиевский кавалер. Да охренеть! И с полицейскими как влегкую! Приличия соблюдает, все обставил так, чтобы не усложнять им жизнь, но как только те начали наглеть… Вот ни капли сомнений, что дверь в приемную боярина он чуть ли не ногой откроет и его не попрут оттуда веником.

– И что теперь будет, Дорофей Тарасович? – провожая взглядом удаляющихся полицейских, спросил Борис.

Трупы уже погрузили в полицейскую карету и увезли в морг. А может, и прямиком на кладбище. Все же больше суток при жаркой погоде и на солнцепеке. Не помогло и то, что их накрыли парусиной да периодически поливали морской водой. Неприятный запах на «Карасе» и сейчас стоит. Кстати, верный признак. Как только от трупа понесло мертвечиной, готов окончательно и бесповоротно. Тело, которое будет перерождаться, смердеть не станет.

– Этот выскочка Суть твою не смотрел?

– Я дурака включил.

– Правильно и сделал. Н-да. Вот странный ты, Боря. Со всех сторон странный.

– А коли странный, чего тогда на пароход принял и подле себя позволил остаться?

– Поначалу – потому что паспорт у тебя был от Акулова.

– Ты его знаешь?

– Не твоего ума дело.

– А оставил почему? – без обиняков принял отповедь Борис.

– Потому что гнили в тебе нет и положиться на тебя можно. А еще почему-то присутствует у меня