Заглянула под кровать, под стол, под прикроватный коврик. Оставался только комод для одежды. Поспешила к нему. Понятия не имела, сколько времени Лис сумеет украсть у хранительницы, но поторопиться следовало в любом случае. Каждая минутка дорога в этом безумном мире.

Первый ящик — пустой. Второй — аккуратно сложенные платья, под каждое из которых я заглянула. Ничего из того, что мне было нужно. Третий… третий.

Сердце пропустило удар. Под стопкой постельного белья лежали белые листочки с отпечатанными на принтере именами пропавших без вести. А также всё содержимое моей сумки: помада, кошелек, ключи от дома, блокнот для записей, ручка… всё-всё. Но кроме списков меня ничего не интересовало. Схватила их, поднесла лампу поближе. Ох, как же заколотилось мое сердце. Не медленнее, чем у Зайца в окружении хищников. Первые четыре имени, первые четыре имени…

Станислав Берлогин

Павел Волков

Антон Лисанов

Артём Зайчук

Я в мгновение ока разобралась, кто есть кто, но не сумела удержаться от нервного смешка даже в такой щекотливой ситуации.

Антон! Всё-таки Антон! Вот зараза-то рыжая… А я знала! Знала! Как же так, как же так? Ладно, сейчас не время, не время. Осталось последнее имя.

Принялась лихорадочно бегать по спискам глазами, высматривая подходящую «воздушную» фамилию для Ветра, однако в самой середине наткнулась только на одно имя, которое вполне соответствовало его обладателю.

Александр Ветряков

Есть! Есть! Нашла, всё нашла!

Последний листок следовало сложить в несколько раз или смять, чтобы зажать в кулаке, потому что в самом его конце — мое имя. Кто знает, что произойдет, если я прочту его сейчас? А потому нужно было перестраховаться и…

Внезапно листы вырвали из моих рук. Керосиновая лампа от неожиданности упала на пол и, не разбившись, покатилась по нему, а передо мной праведным гневом горели ледяные глаза Праха. От прежней кроткой и добродушной девушки не осталось и следа. Лицо ее исказила гримаса ненависти, да такой, что я охнула и отступила на шаг назад, упершись спиной в письменный стол.

— Ты! Тупая недалекая уродка! — выплюнули мне в лицо, сминая листы в руках.

А вот сейчас обидно было. Может, я и не красавица, но не уродка точно. Как же ее накрыло, господи. Вот, как выглядит по-настоящему отчаявшийся человек.

От шока я отошла только тогда, когда Прах кинулась прочь из полумрака комнаты. Куда? Куда она? Что собирается сделать со списками?!

— Держите ее! Держите! — запоздало вскрикнула я, выскочив из комнаты, бренча занавеской из бус.

Действительно, запоздало. Всё, даже Волк, ошалело уставились на обезумевшую хранительницу, вставшую перед печкой на карачки и запихивающую листы в огонь.

— У нее же!.. У нее… списки… — закончила я полушепотом, протянув к Праху дрожащую руку.

Однако когда девушка обернулась ко мне, я увидела, как белые листочки уже занялись веселым пламенем. Но мое имя… мое имя… оно ведь…

Лицо мое исказила судорога боли. Такой моральной боли, что прежде никому и не снилась. Взглянула на Лиса, лицо которого нисколько не отличалось от моего. Наверное, он подумал, что и его имя навсегда останется забытым, но я его помню. Помню! А вот свое…

Натянув на лицо ненормальную улыбку человека с последней стадией шизофрении, Прах выпрямилась, не отрывая от меня взгляда остекленевших глаз.

— Видела, да? Ты всё видела, да? — едко процедила она сквозь зубы.

— Видела… — честно ответила я.

— Но свое имя… свое имя ты не видела, да? Не видела, да? — ее улыбка стала еще шире, хотя куда уж шире. А глаза и вовсе чуть не вылезли из орбит. Не получив от меня ответа, безумный смех хранительницы разорвал пространство. — Тогда ты поймешь, что такое одиночество… И сгинешь! Сгинешь здесь! Сгинешь здесь в одиночестве!!!

На последнем ее слове ноги девушки подкосились, но не от слабости. Просто первым, кто утратил спасительную надежду, оказалась сама Прах. В считанные секунды ее тело рассыпалось в мельчайшие серые частички.

Только горка праха осталась лежать на полу вместо бывшей хозяйки терема. А мое собственное имя уже превратилось в пепел. Она забрала его с собой. Она забрала его!

Я осела на пол, усыпанный тем, что осталось от хранительницы, и прикрыла лицо руками. Кричать хотелось от накатившей волны ужаса, плакать навзрыд, но немой крик застрял в горле, а слезы почему-то отказывались течь. Все мои надежды на то, что списки имен помогут мне выбраться из ловушки, канули в Лету. Похоже, мне с самого начала не суждено было вернуться.

— Это были… — нарушил благоговейную тишину сиплый голосок Зайца, — …списки? Те самые? Она… сожгла их?

Его голос отвлек меня от моральных терзаний, и я, подняв голову, взглянула на четвертых ребят, застывших у накрытого стола.

— Не убивайся, — пробасил Медведь, увидев мое скривившееся лицо. — Мы найдем другой способ. Обязательно найдем. Свет клином не сошелся на этих списках.

Прах рассыпалась прямо у них на глазах. Вторая мать, самопровозглашенная хозяйка этого леса, но, обратившись окончательно, еще и унеся с собой средство избавления от проклятья, перестала иметь для них всякое значение.

Но они всё равно не теряли веры! Их глаза, как и прежде, светились тупой решимостью. Даже не зная о том, что их-то имена я прочла, оборотни не сомневались, что выберутся отсюда. В отличие от меня… Глупость? Или же смелость ими руководила? Понять было трудно, но кое-что до меня все-таки дошло. Надежда есть всегда. Сожженные мосты всегда можно отстроить заново.

Однако решила не тянуть. Всхлипнула, сглотнула подступивший к горлу комок тошноты, отринула мысли о собственном заточении и переключилась на ребят. Я нужна им. Я нужна им сейчас больше, чем кто-либо.

— Станислав, — сорвалось с моих губ, когда мой взгляд снова переключился на Медведя. — Это… это твое имя. Станислав.

Три пары глаз оборотней уставились на растерянную физиономию жителя берлоги. Понимание не сразу промелькнуло на его лице, но немного погодя рот раскрылся, брови взметнулись вверх, а огромные ручищи сжались в кулаки.

Момент, и тело Медведя начало медленно исчезать. Становиться всё более прозрачным, незримым, как и тело Ветра.

Я вымученно улыбнулась. Работает. Похоже, всё работает, как надо. Мир сам выставляет обхитрившего его человека. Человека, вопреки амнезии, узнавшего собственное имя. Выпускает его из объятий проклятья в тот мир, из которого тот явился. По крайней мере, мне хотелось думать именно так.

Когда мужчина растаял в воздухе полностью, от макушки до пят, я переключилась на следующего узника.

— Павел, — обратилась я к Волку. — Это твое имя.