улицу. Ветер стих и в воздухе появилась прохлада. На земле, как газовое белое полотно, лежал густой туман, напоминая чем-то небесные облака, нечаянно спустившиеся на землю. Нежно укутав свою нынешнюю избранницу в легкий, белый, как снег, полушубок, они, казалось, давали деревенской земле немного отдохнуть, от изнуряющей дневной жары.

-Вот уж поистине говорят, что чужая душа потемки,- задумчиво проговорила Маша.- Я ведь, как думала, что с ней и говорить-то не о чем... Да и повода не было по душам-то поворковать... Всегда она всех сторонилась и кричала не по делу, а оно вон, как оборотилось... Доброта-то в ней так и плещется, словно колодец переполненный, того и гляди крышку сорвет. Только вот ключ от этого хранилища не всегда у ней под рукой. Видать боялась свою слабость выказывать, вот и рычала на всех, как обиженная собака, показывая нам свою неразумную и не кому не нужную храбрость. Я сколько лет я с ней проработала, а человека в ней и не разглядела. Хотя видела с какой нежностью и вниманием она обращалась с больными, но мне тогда, казалось, из-за денег вся эта комедия, которые они ей давали. Тетя Марфа, тебе не показалось вот это вспухшее с синяками лицо и есть маска Анчутки, а под ней-то скрывается истинная, совсем другая, Анна Гавриловна.

-Ой, девка..., твоя правда, чо тепереча зря без дела лясы точить, проморгали мы человека и исправлять ее уже поздно, а вот дать почувствовать ей себя нужной, в наших силах. Я так кумекаю, надо чаще напоминать ей, чо нет одиноких людей, ежели только они сами себя на энто дело не обрекли. И нет ничего постыдного, ежели ты своими переживаниями поделишься с кем-то. Ведь почему так необходимо душе исповедоваться...? Энто чоб разгрузить свое душевное состояние, чоб смогли мы иногда скидывать тяжесть накопившую в груди, а иначе смертельно душить будут, неправедные наши поступки. Отсюда пьянки да гулянки..., все надеемся, чо человек себе хозяин, а почему жизнь тебе дана и для чего, ума не хватает задуматься ... А энто, Машенька, и есть жизненный тупик - жить не в ладу с совестью, духом своим. И уже не тело зудит, а нутро полыхает... Страшно, чо и говорить, так как душевную боль, не одними таблетками и не одним самогоном облегчить нельзя, я уж не говорю об ее излечении. Так вот и тащим в груди огромный ком самолюбия, да безразличия. Но стоит все в обратную сторону повернуть, к добру, значит, да чуток улыбнуться, так сразу облегчение наступает. А распутство до добра еще никого не доводили. Только тяжесть и боль в груди нарастает, потому как радость и любовь проморгали. - Марфа посмотрела на Машу, которая слушала ее раскрыв рот и улыбнулась.- Ладно... поди хватит..., а то я смотрю совсем тебя напугала, как Дуня скажет, своей философией. По домам пора расходиться.

-А ведь ты права..., я как бабу увидела подле своего мужика, так думала, что граната у меня в груди разорвалась... Такую боль я не ощущала, когда ногу ломала, а тут..., ну просто искры из глаз посыпались. Надо в церковь идти..., а то так и человека убить можно, ведь совсем разум теряешь, когда видишь то, что хочешь увидеть и совсем забываешь, что в принципе не должно быть.

Мария виновато вздохнула и не сказав до свидания, задумчиво зашагала домой, оставляя в густом тумане после себя тропу, которая как рана, медленно затягивалась, оставляя после себя невидимый шрам.

-Да..., не все еще потеряно..., ежели мы начинаем обдумывать свои поступки, значит есть у наших детей будущее, только надо незаметно указать им туда дорожку,- шептала Марфа, глядя в след своей собеседницы пока та совсем не исчезла в ночной мгле.

Осторожно переступая ногами по, ведущей к дому тропе, Марфе на минуту показалось, что слышит голос мужа, который тихо кому-то грозил, а может, и умолял. Остановившись, она изо всех сил, старалась прислушаться к разговору, который все сильнее доносился от их сарая. Предполагая нехорошее она ускорила шаг, то и дело спотыкаясь о крепко сплетенную траву. Войдя во двор на цыпочках и прихватив рядом стоящий у калитки штакетник, Марфа направилась к сараю. Но тут же успокоилась, рассмотрев одиноко сидящего Федота, торс с головой которого, постоянно качался из стороны в сторону. А вот с кем тот вел беседу, для Марфы оставалось загадкой. Только подойдя почти вплотную к своему дому, она услышала, как ее муж уже не на шутку угрожал своему собеседнику.

-Ты чо, мил человек, думаешь на тебя управы нет, ежели ты хочешь безнаказанно очистить мой сарай? Так вот тебе мой сказ: корова у меня на ум тронутая, свинья хромая и худая, ну а от кур вообще толку нет, не хотят совсем нестись, окаянные..., сколько не корми, одни скелеты ходячие. Так чо ежели жизнь не дорога, то дерзай, навести нашу Зореньку... Только потом, извиняй, пощады не проси, так как хозяйка за милицией побежала, чоб вас супостатов арестовать.

Присмотревшись Марфа увидела того супостата, который посягнул на их добро, но с любопытством решила посмотреть, что муж будет делать дальше, так как Федот принял за человека кофту Анчутки, которую она вчера постирала. А сегодня, еще утром, вывесила сушиться на плечиках, а так как был туман и на улице стемнело, то ног не было видно, даже, если у воображаемого гостя они и были. А вот головой ему послужило помойное ведро, одетое на один из колышков калитки, самим же Федотом. Поэтому издалека казалось, что возле сарая, немного шатаясь от ветра стоял незнакомый человек.

-Федот..., с кем энто ты в такой поздний час беседу ведешь, - окликнула его Марфа.

Услышав знакомый голос Федот совсем осмелел.

-Ага...! Вот вас сейчас заарестуют...! Чоб по чужим дворам не шастали. Милицию с автоматами моя жена привела,- потом он, что есть сил, как закричит,- окружай, ребятки..., бери на мушку грабителей, а я щас вам подсоблю..., расположение ихнее укажу!!!

Как тот хотел подсобить, Марфа не могла понять, так как вся задняя часть его тела увязла в алюминиевом ведре, приняв размеры его ягодиц и, как не пытался Федот из него выбраться, ничего из этого не получалось.

-Милый..., да ты никак воевать собрался,- развела руками Марфа, увидев беспомощного своего мужа,- давай я тебя вытащу...

-Не подходи жена..., встань за меня, а то могут по ошибке и тебя захлестнуть...- всерьез пытался защитить свою половину Федот.

Марфа гордая от заботливых слов, сделала вид,