Состояние освобождения, однако, было у Шажкова всегда мимолётным, скоротечным и практически никогда не успевало реализоваться в практических действиях. Валентин, будучи интеллигентом (хоть и в первом поколении), уделял внимание собственным мыслям не меньше, чем поступкам, а потому много благих порывов, идей и пожеланий рождалось и умирало внутри него, так и не сумев материализоваться.

В начале осени Валя несколько раз заезжал к родителям и в последний визит торжественно объявил им о том, что имеет серьёзные намерения по отношению к одной молодой женщине, рассказав про Лену Окладникову. Отец удивился и обрадовался, а мать сказала:

— Я ещё весной заметила, что у тебя новая женщина появилась. Только уж очень молодая она у тебя. Смотри, сынок, с молодыми тяжело.

— Зато дети здоровые вырастут, — оптимистично поддержал Валю отец.

— Ну а жениться-то будешь? Или так настроились жить? — с сомнением спросила мама.

— Буду. Сейчас вот соберусь с духом и пойду сдаваться, — радостно смеясь, ответил Валентин, — а там, глядишь, и внуки у вас появятся.

— Что, уже?

— Нет пока ещё. Но планируются.

Слово «внуки», случайно оброненное Валей, магическим образом подействовало на родителей.

Отец расправил плечи и объявил: «Ремонт будем делать, если внуки. Чтобы всё новое, чтобы всё с нуля».

— Неужто доживём? — воскликнула мама. — Вот счастье-то! В общем, — повернулась она к отцу, — готовь, старик, коляску.

— Подождите, рано ещё, — приняв серьёзный вид, ответил Валя. — Рано коляску. Я скажу, когда пора будет.

— Ну а когда познакомишь нас со своей невестой?

— Скоро. Уже скоро.

Отец, прощаясь в прихожей, взял Валентина за руку и сказал вполголоса, чтобы мать не слышала: «Валюша, мне в юности приходилось обращаться к мужскому врачу, как раз по поводу детей. Ну, ты понимаешь. Ты до свадьбы тоже бы сходил. Сдай анализы, убедись, что всё в порядке. А то, знаешь, стрессы, экология, алкоголь».

Валентин пообещал, но легкомысленно и невнятно. Он думал совсем о другом. Отец с улыбкой покачал головой, потом неожиданно потянулся к Вале и поцеловал его в щёку, кольнув седой щетиной. Шажкова обдало тёплой волной, и он на миг будто провалился в детство. Отец предстал перед ним сильным, добрым великаном, и Валя почувствовал себя счастливым мальчишкой, защищённым от всего плохого, что может случиться.

А сложности в его жизни вскоре появились, да не с той стороны, откуда можно было их ожидать. В один осенний пасмурный день жизнь Шажкова изменилась — он почувствовал ревность. Случилось это так.

В начале ноября Лена (неожиданно, как потом показалось Валентину), засобиралась в Боровичи проведать заболевшую маму и помочь ей в текущих делах. Валентин, сам сблизившийся в это время со своими родителями, с сочувствием отнёсся к ситуации и шутливо попросил передать маме привет от него.

Пока Лены не было, Валя решил (в качестве сюрприза) доставить её «эрмитажное» зеркало, ставшее с памятной пасхальной ночи как бы символом их молодой семьи, из Лениной квартиры на Ваську и заказал для этого грузовую «Газель» с шофёром. В оговорённый день с изрядным запасом времени он приехал организовывать доставку, опорожнил Ленин почтовый ящик, переполненный бесплатными газетами и рекламой, и, поднявшись в квартиру, стал разбирать корреспонденцию, как вдруг из вороха бумаг одно за другим выскользнули и упали на пол два худеньких письмеца, адресованных Лене и надписанных одним и тем же нервным почерком с большим наклоном. Шажков не обратил бы на эти письма никакого внимания, если бы на конверты не были наклеены стикеры с неоригинальной надписью «I Love You». Именно эта неоригинальность и привлекла внимание Валентина. От писем пахнуло искренностью, с одной стороны, и рутинностью — с другой. Кто-то действительно любил Лену и состоял с ней в старомодной переписке. Этот «кто-то» подписывался Стрепетовым Д.А.

И вот тут в Шажкове что-то произошло, внутри как будто запустили некую вредоносную программу, которая враз изменила его взгляд на окружающее. Мир сразу стал чёрно-белым, и в этой чёрно-белой гамме густым красным цветом выделялось то, что касалось Лены. При этом все её действия, вообще её существование в этом мире, теперь Шажковым рассматривались сквозь призму её реальных или мифических отношений с этим Стрепетовым Д.А., которого Валентин назвал про себя «хахаль».

То, что Лена могла нравиться другим мужчинам, Валентин, естественно, понимал и сам это неоднократно наблюдал. Понимал он и то, что до него у Лены были мужчины, и, кажется, неплохие. Его это не тревожило. Он любил Лену такой, какой она предстала перед ним. Убери, подчисти что-нибудь в её прошлом, и она вышла бы совсем другой, а он в страшном сне не мог и не хотел этого представить.

Но если это происходит сегодня? Сейчас?! От этого вопроса сердце Валентина дёрнулось к горлу, а кровь толкнулась в голову. Он встал, сделал несколько нервных шагов в комнату, потом повернулся в прихожую. Снова сел.

— Так, разберёмся, — думал он, — ну и что, несколько писем. I love you. Это о чём говорит? Да ни о чём это не говорит, так, детские шалости. Лене нечего скрывать от меня. Отдам ей письма, и вместе посмеёмся.

Валя медленно выдохнул и улыбнулся про себя: «Фу. Ну ты дал! Показал темперамент. Что ж так задело-то? Ведь всё это ерунда». Вернувшись к делам, Шажков почти забыл об этом случае, но заноза осталась.

Лена вернулась из Боровичей через неделю. Валентин обрадовался её приезду, как ребёнок, украсил дом цветами и угощал её обедом собственного приготовления. После обеда они смотрелись в «эрмитажное» зеркало — Шажков не скрывая радостного замешательства, а Окладникова — серьёзно, широко раскрыв прекрасные глаза.

Потом, соскучившись друг по другу, долго разговаривали на кухне. Перебивая один другого, обменивались новостями.

— Что ты рассказала маме про меня? — с интересом спросил Валентин.

— Просто сказала, что ты у меня есть. Привет передала. Что мне ещё сказать?

— А она что?

— Она тоже передаёт тебе привет.

— Спасибо.

Лена вдруг как-то по особому, наклонив голову, заглянула Шажкову в глаза и полушутливо, полусерьёзно спросила: «Валь, а я для тебя кто?»

— Ты — моя невеста, — не сомневаясь и ни секунды не раздумывая, произнёс Валентин.

— Неправда! Ты не приглашал меня замуж.

— Обязательно приглашу.

— Да? А что должно произойти, — бросив на Валентина пытливый взгляд, спросила Лена, — чтобы ты пригласил? Звезда с неба упасть?

— Звезда. Мне по голове.

— Нет, честно. Что?

— Да ничего. Я должен дозреть. Подожди ещё немножко. Хорошо?

— Хорошо. Я подожду, не волнуйся.

— Я волнуюсь. Я правда волнуюсь. А ты хочешь за меня замуж?