Хотя в городах эллинистического периода сохранялись демократические институты, политическая жизнь включала все больше олигархических и аристократических элементов: занятие должностей и политическая деятельность постепенно становились особой привилегией, доступной узкому кругу богатых семейств, как в олигархических режимах; эти привилегии передавались по наследству внутри этих семейств, как в наследственных аристократиях. Мы часто обнаруживаем, что одна и та же семья закрепляет за собой должности и политические функции, повторно занимая и одни и те же посты и контролируя их, что только от немногочисленной знати исходит всякая политическая инициатива. Демос принимал главенство знати в обмен на блага, которые она предоставляла своими пожертвованиями. Эту взаимосвязь в I в. до н. э. наблюдал на Родосе географ Страбон:

Нельзя сказать, что политическое господство и влияние знати не встречали сопротивления или оказывались одинаковыми всюду на всем протяжении рассматриваемого периода. Да и сущность политического лидерства благотворителей в III–II веках до н. э. постепенно менялась. На ранних этапах этого процесса члены знатных семейств стремились занять положение граждан первого сорта; однако с середины II века до н. э., когда общественные нужды спонсировались главным образом благодетелями, представители знати уже не считались всего лишь уважаемыми за свой патриотизм первыми среди равных, но образовывали закрытую группу, которая явно довлела над остальным гражданским коллективом. Этот внутренний процесс совпадал по времени с введением прямого римского управления сперва в Греции, а затем в Малой Азии. Римские политические вожди, выросшие в аристократической системе правления, в греческих городах нашли своих естественных союзников в сторонниках олигархии, которые приветствовали реформы, ограничивавшие доступ к политическим должностям и членству в совете для всех, кто не проходил имущественный ценз. После завоевания Греции в 146 году до н. э. римляне насадили здесь олигархические порядки, согласно которым политическое участие и право избираться на должности зависели от размера состояния (apo timematon). Таким образом, фактическое господство знати все сильнее связывалось с юридическими требованиями и цензовыми ограничениями. Этот процесс был завершен в имперский период.

Для людей, не принадлежавших кругу знатных семейств, возможности осуществлять исполнительную власть или подготавливать и подавать предложения совету, инициируя таким образом законодательную процедуру, были ограничены, если имелись вообще. Однако они нашли способ влиять на политическую жизнь. Во-первых, группы граждан могли оглашать свои требования путем аккламации — ритмичными громкими выкриками на рядовом народном собрании или на неформальных встречах, обыкновенно в театре, когда происходило какое-либо важное событие. Во-вторых, когда важные вопросы — например, образование союза, объявление войны или заключение мирного договора, организационные изменения, управление общественными финансами или частными долгами — глубоко разделяли общество, толпы граждан активно вовлекались в насильственные действия, которые иногда перерастали в гражданские войны. В-третьих, и это самое важное, знать никогда не была полностью однородной группой. Отдельные лица и целые семьи соперничали за власть и преследовали разные цели. В этом соперничестве они искали поддержки граждан для избрания на магистратуры и удовлетворения их предложений народным собранием. Поддержка могла переходить от одного политика к другому в зависимости от воли граждан. Взлет и падение государственных деятелей, характеризуемых в наших источниках как демагоги или тираны, показывают всего-навсего, что такая поддержка крайне неустойчива.

В борьбе политики должны были склонять на свою сторону крупные группы граждан. Это требовало стратегии убеждения, выходившей за рамки простых риторических навыков. Им приходилось поддерживать иллюзию народовластия и в то же время либо осуществлять свою власть в качестве автократических правителей, либо занимать привилегированное положение в качестве членов практически наследственной олигархии. Такое расхождение между принципом равенства и фактическим правлением знати — хорошо известная структурная проблема современных массовых демократий. Как заметил современный греческий философ Панайотис Кондилис, асимметрию между реальностью и ожиданиями можно наблюдать в том, как представители элиты представляют себя «простому человеку»:

Политики эллинистического периода отвечали на вызовы, порожденные асимметрией между ожиданиями и реальностью, принимая срежиссированную и театральную манеру поведения в своем общении с гражданами: тщательно составленные тексты, специфические костюмы, язык тела, выражения лица и контроль над голосом. Статуи государственных деятелей изображают мужей, аккуратно завернутых в плащи и избегающих демонстративную роскошь; неподвижные руки наводят на мысль о самоконтроле и сдержанности; если же они освобождены из-под накидки и вытянуты вперед, это указывает на энергию и напряженность (см. илл. 10). В портретах того времени застыли мощь и готовность, с которой достойные граждане взваливали на себя тяжелый груз общественных обязанностей (см. илл. 11). Эти образы напоминают о совете, который Квинтилиан дал ораторам: им следует демонстрировать утомленность, давая одежде спадать в беспорядке и не затягивая тогу, проливая пот и выказывая усталость, чтобы показывать тем самым, что у них не остается сил для защиты интересов своих клиентов. Поражает сходство с кампанией Джорджа Буша-старшего, которую он проводил в Хьюстоне в 1964 году для избрания в Конгресс: «Опять и опять каждый телеэкран в Хьюстоне показывал Джорджа Буша; его пиджак сполз на плечи; рукава закатаны; вот он ходит по улицам своего района; он скалит зубы, хватает руки, показывает избирателям, что он заботится. Но о чем именно — он никогда не уточнял»[60]. Ко времени эллинизма политическая речь развилась в тщательно поставленный драматический спектакль, с помощью которого политики управляли эмоциями членов народного собрания. Ораторы, бравшие уроки у актеров, учились правильно использовать язык тела. Когда автор «Риторики для Геренния», частично основанной на эллинистических моделях, пишет, что «хорошая подача гарантирует, что слова оратора кажутся исторгнутыми из сердца», он подчеркивает значение внешности (videatur), создание иллюзии.