После этого меня вздумала реабилитировать и графиня Зонненберг. Вы знаете, что вышло из этого…

Подумайте теперь: что же остается мне, как не уйти в монастырь? Ведь в глазах общества я не буду до тех пор реабилитирована, пока обществу кто-нибудь не докажет, что я не изменяла мужу с Турковским и не принимала участия в заговоре. А для общества нужны доказательства бесспорные. Если бы существовало письмо Турковского, его предсмертные показания, тогда дело было бы иное, а теперь… Кто решится взять меня? А могу ли я прожить жизнь вдовой, без утешения, без поддержки?.. Да неужели же вы, зная все это, все же будете пытаться отговорить меня от моего решения?

– Более чем когда-либо! – пламенно воскликнул Лахнер, и в его взоре засветилась надежда. – Вы сказали правду, баронесса, когда упомянули про таинственные сплетения нитей жизни и судеб. В силу последних я верю, что мне удастся достать реабилитирующий вас документ, подписанный рукою Турковского.

– Что вы говорите? – промолвила Эмилия. – Неужели это возможно? О, вы просто фантазируете, надеетесь на простую случайность, пытаетесь утешить меня… Таких случайностей не бывает…

– Я не пытаюсь утешить вас, баронесса, а что касается случайностей, то не из них ли состоит вся жизнь человека? Много таких случайностей было уже в моем прошлом. К сожалению, веские причины мешают мне открыть вам то, на чем построена моя надежда на вашу реабилитацию. Но вот что скажите мне, пожалуйста: не было ли у вашего супруга красной книги, в которой имелся ключ к шифру заговорщиков?

– Этого я не знаю, но знаю, что каждый раз, когда муж получал письмо от Турковского, он доставал из шкафа какую-то книгу. Кажется, она действительно была в красном переплете. Если хотите, я поищу ее и пришлю завтра вам.

– Теперь мне остается обратиться к вам еще с одной просьбой: обещайте мне, что вы оставите свои планы относительно монастыря до тех пор, пока мои розыски не приведут к каким-нибудь результатам.

Эмилия улыбнулась и сказала:

– Хорошо, я отложу свою поездку.

Лахнер встал, чтобы проститься.

– Надеюсь, что я увижусь с вами, барон, в самом непродолжительном времени?

– Постараюсь, чтобы это было как можно скорее, баронесса! – воскликнул Лахнер.

Эмилия ласково кивнула ему.

«Отлично, великолепно! – сказал себе Лахнер, выходя из дома баронессы. – Я добьюсь истины, из-под земли вырою нужный документ, и Эмилия будет моей!»

X. Ночная экспедиция

Когда Лахнер вышел из дома баронессы Витхан, пробило девять часов, а между тем, согласно инструкции, данной ему Фрейбергером, он должен был к десяти часам быть уже в кабачке «Голубой козел», куда велено было прийти и остальным участникам ночной экспедиции. Впрочем, кучер, получивший на чай довольно крупную монету, так погнал лошадей, что не только не было опасений опоздать к назначенному часу, но и представлялась возможность минут на десять прилечь у себя в кабинете.

Сегодня Лахнер с особенным удовольствием возвращался домой. Он знал, что не встретит там пронырливой физиономии и хитрого, подстерегающего взора Зигмунда: была пятница, и Зигмунд ушел в синагогу, чтобы оттуда отправиться к Фрейбергеру для участия в праздничном пиршестве. Было приятно полежать спокойно несколько минут, будучи предоставленным только самому себе, помечтать о нежной, прекрасной Эмилии, представить в своем воображении, как он, Лахнер, рассеивает все препятствия, доказывает невиновность несправедливо опозоренной красавицы и рука об руку с нею направляется к алтарю…

Если бы это было в его власти, так он, пожалуй, способен был бы провести в подобных мечтах целые сутки. Но гулко прозвучавший бой колоколов соседней церкви вернул нашего героя к действительности: следовало поторопиться, чтобы поспеть ко времени.

Он лениво потянулся и медленно, угрюмо стал собираться в поход. Вдруг его взор и потускнел, и просиял в одно и то же мгновение. Он вспомнил, что на самом-то деле он ведь не барон Кауниц, человек, равный по происхождению любимой женщине, а только рядовой Лахнер, нижний чин, самозванец, танцующий на краю опасной пропасти.

Но вместе с тем он верил в свою счастливую звезду. Если ему удастся успешно выполнить возложенное на него князем поручение, если ему удастся до конца морочить иностранных послов, дать возможность родине довести до конца переговоры с Англией и вдобавок ко всему разыскать негодяя, продающего, словно Иуда, интересы страны чужеземцам, тогда князь Кауниц не оставит его в тени и даст возможность выбиться из непривилегированного положения. Конечно, от Эмилии он ничего скрывать не станет: в свое время он откроет ей свою тайну, но она из-за низкого происхождения не оттолкнет его, в этом он был совершенно уверен: уж слишком пострадала она от лиц своего круга, чтобы держаться за них…

Под влиянием этих мыслей у Лахнера явилась новая, удвоенная страсть к порученному ему делу, явился стимул, во имя которого надо было бы во что бы то ни стало победить. До сих пор все это дело привлекало его главным образом с точки зрения заманчивого приключения, теперь же оно становилось для него ключом к счастью.

Еще раз мысленно припомнив данные ему инструкции, Лахнер поспешно оделся, вышел на улицу и с последним ударом десятичасового колокола был уже у входа в кабачок «Голубой козел».

Из-за полузавешенных окон заведения лился яркий свет, слышались ритмические звуки бальной музыки, когда Лахнер открыл входную дверь, на него так и повеяло пряной смесью запаха потного человеческого тела и пива.

Первая комната, в которую вошел Лахнер, вся была переполнена посетителями. Он заглянул во вторую – там в тесной толпе кружились пара за парой.

– Нечего сказать, – про себя буркнул он, – как раз подходящее место для свидания по важному секретному делу. Черт знает какой народ толчется здесь! Наверное, все подонки общества, которые больше всего интересуются чужими делами и любят подслушивать чужие тайны, отлично понимая, что знание чужих секретов сплошь да рядом является самой доходной и верной рентой.

Он хмуро стал оглядывать столики, не найдется ли где-нибудь свободного местечка, но в это время лакей, проходивший мимо него с подносом, полным грязной посуды, обратился к нему и сказал:

– Благоволите пройти той маленькой дверкой направо.

Лахнер понял, что его ждали, и отправился к указанной дверке, которая вела в помещение хозяина кабачка.

Комната, в которую попал Лахнер, была довольно обширна и обставлена с мещанским уютом. Посредине стоял большой круглый стол, за которым сидело несколько человек.

Первым, кого увидал Лахнер, был дворецкий князя Кауница, Ример. На его голове была надета та же самая голубая, расшитая серебром фуражка, которая была на нем в день ареста студентов. Он дружелюбно улыбался, разговаривая с женщиной, лица которой не было видно, так как она сидела спиной к двери.

При виде Римера Лахнер даже закусил губы от бешенства. Он понял, что князь посвятил в тайну своего дворецкого и назначил его в ночную экспедицию. Между тем именно Ример-то и казался Лахнеру самым подозрительным человеком.