– Дорогой друг мой, – ответила Эмилия, смущенно потупившись, – вы не хотите понять, что это решение является логическим следствием моей судьбы. Когда на одного человека, и притом на слабую женщину, так упорно, долго и последовательно сыплются удары судьбы, то ей только и остается найти мирное убежище, тихую пристань, способную укрыть ее от житейских бурь. Да и потом, если бы вы знали мою историю, то вы согласились бы со мной, что мне не остается ничего другого, кроме монастыря.

– Никогда! – пламенно воскликнул Лахнер. – Баронесса, если вы когда-нибудь следили за игрой, то могли видеть, что, чем дальше бывает бита какая-нибудь карта, тем больше возрастает шанс на то, что она будет дана. Надо только удваивать ставки, рисковать до последней возможности. Я не верю в то, что бывают любимцы и пасынки счастья. Нет, счастье оделяет всех людей поровну, но один пользуется им, а другой упускает момент. Один хорошо использует дар случайности, другой – упускает его. И если счастье давно не посещало вас, значит, вскоре оно прилетит к вам, чтобы остаться около вас подольше. И не от горя, не от страданий укроет вас монастырская стена, а от светлого счастья, которое вы вполне заслужили.

– Боже мой, какое пламя, какой пыл! Милый друг, но ведь вы меня совсем не знаете. Позвольте мне сначала рассказать вам свою историю; быть может, вы отвернетесь от меня потом, потому что и у меня в жизни не все так ясно и чисто, как было бы желательно. Хотите выслушать мою историю?

– Я молю вас рассказать ее мне.

– Так слушайте.

Эмилия смущенно оправила складки платья, поудобнее положила больную руку на ручку канапе и стала рассказывать своим тихим, мелодичным голосом:

– Я происхожу из очень знатной моравской семьи баронов фон Радостин. Наш замок, расположенный в довольно дикой, но удивительно красивой местности, когда-то служил твердым оплотом от вторжения разбойников и разбойничавших рыцарей. Занимая неприступную позицию, этот замок в феодальные времена выдержал чуть не полугодовую осаду суверенных войск. Но это было в давно прошедшие времена; теперь от всего этого славного прошлого остались только поэтические легенды да связанные с ним названия разных скал, ущелий и рощиц.

Не стану много распространяться о своем детстве. Скажу только, что матери я лишилась очень рано, что мой отец занимался больше картами, охотой да бражничаньем, чем мной. Я постоянно бродила одна. Но мне не было скучно – камни, леса, птицы и цветы были для меня лучшими друзьями.

Когда я научилась читать и писать, передо мной открылся необъятный мир. В библиотеке нашего замка я нашла тысячи порыжелых томов, и они стали соперничать в моих симпатиях с природой. Я читала много и жадно. Эта библиотека дала мне то образование, которого я была лишена вследствие небрежности отца.

Я и не заметила, как из девочки стала девушкой. Но нашелся человек, который заметил это. Этим человеком был старый барон Витхан.

У него было поместье недалеко от нашего. Однажды я ушла с книгой в лесок, как делала это частенько. Я и не заметила, как около меня очутилось двое мужчин, с нескрываемым интересом любовавшихся мною. Действительно, это, должно быть, было живописное зрелище: для чтения я расположилась на большом камне, по странной игре природы имевшем форму кушетки и поросшем толстым слоем мха. Один из этих мужчин был стар и очень уродлив, другой – полная его противоположность: молод и удивительно симпатичен. Первый из них оказался бароном Витханом, вторый был граф Турковский.

Витхан был столь же богат, как некрасив, стар и бесчестен. Тогда я не понимала вполне его характера, но теперь мне по временам начинает казаться, что он был не совсем в своем уме. У него была какая-то непреодолимая жажда причинять зло, досаждать, сердить, вредить. Например, сколько раз он насыпал соль в сахарницу и сахар в солонку. Это, разумеется, – пустяки, но я хотела только указать вам, что и в пустяках у него проявлялась все та же наклонность поставить в затруднительное положение, доставить неприятность.

Витхан влюбился в меня. Впрочем, не знаю даже, была ли это любовь; мне кажется, что он просто заметил мое отвращение к нему, отвращение, которое я не сумела скрыть, и этого оказалось достаточно для него, чтобы начать домогаться моей руки.

Печальное время пережила я. Отец настаивал, чтобы я приняла предложение Витхана, а последний осыпал меня ироническим ухаживанием и грязненькими любезностями. Наконец отец попросту проиграл ему меня в карты. Был пущен в ход весь громоздкий и тяжелый арсенал жалобных слов, указаний на дочерний долг, проклятий, угроз покончить с собой… Я сдалась, чтобы спасти отца от окончательного разорения, чтобы не заставить его на старости лет лишиться родного угла.

Я дала согласие барону, но предупредила его, что буду его женой только по имени, что вообще не беру на себя никаких обязательств нравственного свойства. Витхан только ухмыльнулся в бороду.

Бедного отца скоро ждало возмездие за то, что он пожертвовал всеми моими интересами. У него с Витханом был заключен договор, но каково же было удивление отца, когда через неделю после нашего брака его стали выселять из родного замка. Оказалось, что Витхан придрался к какому-то неясно составленному пункту договора и предъявил отцу все те претензии, от которых лицемерно отказался под условием моего согласия на брак. Я узнала об этом много позднее от одного из наших старых слуг, случайно встреченных мною. Узнала я также, что отец не умер от удара, как было сказано, а застрелился.

Известие о смерти отца застало меня в Вене. Я не очень горевала об этом, так как мы с ним были довольно далеки друг от друга. Я только посетовала на свою судьбу: ведь если бы подождала еще недельку, то мне не надо было бы выходить замуж, так как это было сделано только ради отца. Конечно, повторяю, я не знала тогда о насильственной смерти отца.

Итак, я с мужем переехала в Вену. Когда прошел срок траура по отцу, я стала выезжать и много веселиться. Барон представил меня ко двору, и тут началась история, которая сыграла большую роль в моей жизни.

Император Иосиф с первого взгляда пленился мной, да и я тоже полюбила его. Он казался мне лучше, чище, благороднее всех когда-либо виденных мною людей. А ведь я видела их так мало…

Несмотря на то что я считала себя свободной по отношению к мужу, я не решалась вступить с императором в интимные отношения. И вот начался ряд дней чистого, безоблачного счастья. Я и император часто виделись, проводили вечера в парке в разговорах. Я не желала ничего большего, но император страдал: он пылок и порывист, ему трудно было примириться с тем, что я всегда была и останусь для него только другом.

В это время в Вене появился друг мужа, граф Турковский. Будучи беспокойной, жадной до приключений натурой, он организовал тайное общество, мечтавшее ограничить абсолютную власть императора. Право, не умею вам сказать, в чем тут, собственно, дело. Кажется, Турковский мечтал о таком же государственном устройстве Австрии, какое было в Польше и при котором каждый владетельный дворянин имел решающий голос в управлении страной.