И вот когда он сумел разглядеть, что ее соски были темно-розового цвета, как ее румянец смущения, а не золотисто-коричневые, как веснушки, его пальцы обнаружили нечто необычное.

Маленький непорядок. В пылу страсти он много раз гладил ее по голове и ничего не замечал. И вот теперь что-то привлекло его внимание. Он провел пальцами по извилистой линии, короткой, всего в несколько сантиметров, скрытой под волосами. Шрам!

Джейми тут же проснулась, словно он включил сигнал тревоги в ее системе безопасности, и тело ее моментально окаменело.

– Что это? – мягко спросил он, перебирая в мозгу всевозможные варианты, от детской травмы до операции по удалению мозговой опухоли.

Она вздрогнула, но ее ответ прозвучал легко и беззаботно.

– Ничего особенного. След от удара. Это произошло не так давно, но без особого вреда. Рассеченную кожу зашили, а вокруг все выбрили. Вот почему мои волосы сейчас такие короткие.

Он застыл, расслышав в ее голосе ложь. Вот так лгала и его мать. Господи, да и он сам тоже лгал учителям, когда был моложе и все еще защищал отца – или себя? Мол, глядите, ведь я не заслуживаю того, чтобы меня били!

– Кто тебя ударил? – Он сел на край кровати спиной к Джейми. Ему было тоскливо. Он испытывал отвращение. Он не мог общаться, заниматься любовью с женщиной, которая защищала бившего ее мужика. Сильные женщины, только сильные женщины, только абсолютно сильные женщины, и никаких других. Настолько сильные, что смогут пинком вышвырнуть его вон, если он вдруг превратится в своего папашу.

В то же время у него болела душа при мысли, что над ней было совершено насилие. Только представить… а он слишком хорошо это представлял. Он низко наклонился, сжал руки в кулаки и положил их на колени.

Она ничего не говорила.

Внезапно она соскочила с кровати. Он наблюдал за ней краешком глаза. Она накинула на себя тяжелый халат и резкими, нервными движениями завязала пояс.

Он метнулся вперед и распахнул полы халата. Она неистово сопротивлялась, насколько ей хватало сил, но он без труда стащил халат с ее плеч и рук. И обнажил извилистый свежий шрам.

– Ты еще и руку сломала, когда упала? Может быть, и ребра? – Он ненавидел звук своего голоса, резкий, злой.

Ее глаза сощурились. Она выдернула халат из его рук и снова завязала его.

– Какое твое дело?

Эти слова ударили его как пощечина, у него даже голова дернулась в сторону. Он отступил на шаг.

– Проклятье, – воскликнула она по-английски и вышла в соседнюю комнату. Он услышал, как она с громким стуком поставила стакан на кухонный стол.

Он вышел следом за ней в гостиную, но не смог заставить себя пойти дальше.

Через минуту она вернулась в комнату, такая маленькая и милая в этом идеальном парижском уюте с его красными шторами, старым паркетом и высокими окнами с коваными решетками.

– Меня отхреначили, понятно? Ты доволен?

– Ох. – Он сложился пополам, задел ягодицами за край дивана, соскользнул на пол и обхватил руками колени. Так он сидел когда-то, когда родители дрались, а он уже и не пытался их останавливать.

– Вот почему ты в Париже? Подальше от него?

– Их потом арестовали, – устало сказала она. – Вообще, с их стороны это была большая глупость, но люди ведь глупые. А здесь я оттого, что меня привезли сюда на самолете, и моя сестра здесь, и… мне понравился твой салон.

– Боже мой. – Он не знал, как он все это перенесет. Его едва не тошнило. – Они были арестованы? Тебя привезли сюда на самолете? Ох…

Значит, в его жизни нет ничего драгоценного, что можно было бы сохранить? Ни семьи, ни его самого, ни даже ее.

– Расскажи мне, – простонал он, не глядя на нее и вцепившись пальцами в свои черные волосы. – Расскажи мне, что же произошло, черт побери.

Джейми глядела на его мазохистскую хватку и знала, что говорит жестоко. Но она была в ярости: он вынудил ее на эту исповедь, приволок тот проклятый день в их отношения, которые прежде были такими солнечными и золотыми; дотронулся до того, что нельзя было трогать.

Она не знала, кто она для него, но не хотела быть несчастной жертвой, вызывающей жалость или нуждающейся в заботе.

– Просто один торговец в Кот-д’Ивуаре решил проучить меня за мое вмешательство и нанял этих придурков. – Она небрежно передернула плечами, словно рассказывала о какой-то мелочи. Ей хотелось, чтобы тот эпизод никак не влиял на ее жизнь. Вообще никак. – Их было четверо. Кажется, им нравилось, что они могут проучить женщину. – Удовольствие, с каким они били ее, с каким смотрели, как она свернулась в комок и закрывала руками голову… Их восторг при виде ее страданий. Это было для нее болезненнее, чем два месяца, проведенные в госпитале. Она просто тряпка. Хотела спасать тех, кто страдал, а сама оказалась размазней.

– Тебя изнасиловали? – глухо спросил Доминик.

Она вздрогнула и помотала головой. Она каждый день выписывала чеки благотворительным организациям в таких местах, как Дарфур, ибо чувствовала себя виноватой перед другими женщинами, которые страдали еще сильнее, но выживали, так как у них не было иного выбора.

Господи, да он ее допрашивает?

– Что было потом? – Голос Доминика стал еще глуше. Ей захотелось, чтобы он ушел.

– Меня нашли. Я плохо помню детали, но моя сестра перевезла меня на самолете сюда, в одну из ближайших элитных больниц.

Смутные воспоминания, как она увидела искаженное страданием лицо сестры, когда открыла глаза, увидела слезы, лившиеся из ее глаз. Пожалуй, ей нужно быть мягче с Кэйд, хотя бы в память об этом.

– Так вот почему ты была такой худенькой, когда впервые появилась в моем салоне, – прошептал Доминик. – Когда это произошло?

– Чуть больше трех месяцев назад.

Доминик потер руками лицо.

– Прошло больше месяца, как я вышла из больницы, – нетерпеливо продолжила Джейми. – Теперь раз в неделю показываюсь физиотерапевту. Я совершенно здорова.

– Тебе пришлось почти два месяца лежать в больнице. – Голос его был усталым, он говорил будто из последних сил.

– Да, но в ваших больницах пациентов держат вдвое дольше, чем в Штатах. Я совершенно…

– Заткнись. Просто – не повторяй это. Дай мне секунду.

Как хреново начиналось утро. Джейми ушла в ванную, громко хлопнув дверью. В элегантном наклонном зеркале, висевшем над раковиной, ее веснушки выступали сильнее обычного, а выражение угрюмой решимости никак не красило ее лицо. Мало того, еще и волосы превратились черт-те во что. Удар не был страшным, его результатом стало небольшое сотрясение, а не реальное повреждение мозга. Но для того чтобы зашить рану, выбрили четверть головы, и, конечно, после этого у нее не осталось выбора для модели стрижки. Скоро волосы отрастут и полностью спрячут шрам; ей уже не придется поливать себя этим дурацким лаком. За зеркалом была спрятана целая батарея бутылочек с витаминами для волос.