— Это тебе. Осталось только сшить ей одежду, — преподнесла я подарок девушке в коляске.

Она, кажется, не сразу мне поверила, а когда поверила, прижала куклу к едва наметившейся груди. Девушка опять ничего не сказала, но глаза ее блестели, словно от слез. Ее сиделка наставительно произнесла что-то по-немецки, я разобрала только слово «спасибо», из чего сделала логичный вывод, что девушке пеняют за то, что она не благодарит дарителя.

— Не надо «спасибо»! — сказала я, обращаясь непосредственно к девушке. — Мне приятно.

На этом запас слов, в общем, исчерпался, но собеседница меня поняла. Она по-прежнему прижимала лысую куклу к груди и, кажется, едва не плакала.

А я и вправду ощущала радость. Впервые моя кукла, пусть даже далеко не самая совершенная, принесла такие искренние и глубокие чувства. Оказывается, вот так дарить что-то совершенно незнакомому человеку — очень приятно. Нет, это просто фантастически! Не зря кто-то говорил, что даритель получает больше одариваемого.

За обилием дел я почти не думала ни о дедушке, ни о Нике, и это очень хорошо.

Пластиковую карточку для подмены я сделала в последний момент, как я и надеялась, Линде надоело сторожить меня, и она болтала с сиделкой, приставленной к девушке в коляске.

Можно сказать, что фортуна мне благоволила. Будем надеяться, она не изменит и ночью, в самый важный момент. А пока оставались какие-то детали.

— Линда! — позвала я своего куратора. — Можно мне поужинать вместе с остальными?

Где-то после ужина происходила смена дежурных, как я заметила вчера, поэтому я надеялась застать ночную дежурную либо в столовой, либо в коридоре.

Моя куратор засомневалась, однако позволила.

Так я в первый и, как очень надеялась, в последний раз попала в столовую. Она оказалась небольшой и очень светлой и позитивной, как все здесь. Лично у меня от этого уже зубы ломило, как от излишка сладкого.

Больных в клинике насчитывалось совсем немного — я увидела девятерых (возможно, кто-то ужинал у себя в комнате). Все они сидели за столиками по одному или группами. Я устроилась в отдалении. Повариха принесла поднос с едой, и я неторопливо приступила к ужину, стараясь потянуть время — вдруг мне еще в чем-то повезет.

Внимание Линды уже давно рассеялось, тем более здесь присутствовала еще одна надзирательница, а больные вели себя тихо. И вот в тот момент, когда я поняла, что, похоже, потянуть время еще дольше не удастся, — с едой оказалось покончено, а в столовой осталось только четверо, считая меня и девушку на коляске, в дверях появилась вчерашняя ночная дежурная. За стойкой сейчас сидела другая женщина, и можно было надеяться, что веснушчатая пришла заступить на свою смену.

Итак, или сейчас, или никогда!

Я схватила стакан с морсом и пошла к выходу, а по пути, конечно, случайно споткнулась и вылила все на платье ночной дежурной.

Она вскрикнула. А я принялась затирать ее юбку, бормоча извинения. Я говорила громко, а пальцы, привыкшие к самой тонкой работе, отстегивали с ее пояса пропуск. У меня очень натренированные пальцы, и вот, оказывается, из меня мог бы получиться неплохой карманник. По крайней мере, мне удалось поменять карточку, продолжая отвлекать внимание криками и многочисленными суетливыми движениями.

Линда и еще одна санитарка не могли видеть то, что происходит, — я загородила потерпевшую своей спиной, однако еще остававшиеся за столиками больные становились невольными зрителями происходящего.

Закончив с манипуляцией, я отступила, сжимая карточку в ладони — края пластика больно впились в кожу, но пока я не могла незаметно сунуть ее за пазуху — карманов у меня не было.

Я осторожно посмотрела в сторону, где сидели больные, и встретилась взглядом с девушкой, которой подарила куклу. Она смотрела прямо на меня, и глаза ее были расширены словно от удивления или ужаса.

«Молчи! Пожалуйста! Только молчи! — взмолилась я про себя. — Ты же не разговариваешь при посторонних — вот и вообще молчи!»

Не знаю, поняла ли она мой безмолвный призыв, но действительно не произнесла ни слова. Только смотрела на меня, не отводя взгляда, а сидящая неподалеку от нее старушка вдруг забеспокоилась, залепетала что-то, замахала руками, а потом заплакала.

Вслед за ней завозился на стуле и пожилой джентльмен.

— Вы навели среди больных панику. Вы облили дежурную сестру. Вы пытались вынести из столовой напиток, а это строго запрещено! — холодно проговорила Линда, словно стреляя в меня каждым из обвинений. Как понимаю, по мере нарастания ужасности моего преступления. — Вам рано еще находиться в столовой с другими!

Карточка осталась у меня в кулаке. Если повезет, ноги моей не будет в этом заведении.

— Пожалуйста, простите! — Я в отчаянии прижала руки к груди и, воспользовавшись моментом, сунула за пазуху пластиковую карточку. — Я не хотела! Я больше так не буду!

Линда поджала губы.

— Вам пора в свою комнату, — голосом, напоминающим о растрескавшейся от зноя пустыне, изрекла она.

Стараясь не выдавать охватившее меня волнение, я послушалась, а после, лежа на кровати, никак не могла отдышаться.

Никогда в жизни я не была авантюристкой. Никогда не крала, если не считать случайных вишен, сорванных с ветвей дерева, свешивающихся из чьего-то сада. Сказали бы мне, что я попаду в сумасшедший дом, а потом буду бежать оттуда, я бы никогда в это не поверила. А если бы мне сказали, что Ник меня предаст, я бы поверила? Я не поверила Косте и сейчас горько об этом сожалела, однако не могла тратить время и ресурсы на пустые сожаления. Если я и стану рефлексировать, то не сейчас, потом, когда выберусь отсюда и найду дедушку и… Ника.

Последние часы перед побегом я провела словно на иголках, усилием воли удерживая себя от того, чтобы не метаться взад-вперед по комнате.

Ближе к двенадцати, когда все успокоилось, я подошла к двери и чуточку ее приоткрыла — так, чтобы был виден пост. Дежурная оказалась на месте. Я вернулась в постель и легла, а еще минут через пятнадцать вернулась, делая вид, что мне просто не спится. Снова ничего хорошего. И только на шестой раз я заметила, что стойка пуста.

Сейчас или никогда. Сердце бешено стучало, и меня потряхивало от волнения, но я была готова действовать.

Да, есть еще дежурный за мониторами. Поднимет ли он тревогу, если я выйду в коридор? Если да, что-нибудь придумаю. Халат находился под пижамой, а поэтому ничего пока не выдавало моего стремления к бегству.

Однако сердце колотилось так громко, что его стук отдавался в висках набатом. Даже голова закружилась, и пришлось опереться о стену.

«Я смогу! Ну, проклятые ноги, не вздумайте подвести!» — велела я и выскользнула за дверь.

Так, теперь попробуем активировать пожарную кнопку…

Я нырнула в закуток и замерла — дверь одной из комнат неподалеку была приоткрыта, и девушка в коляске смотрела прямо на меня.