Я забилась в руках перехватившего меня человека.

— Тише! Тише! — прошептал он по-русски.

Вначале я не поверила собственным ушам, однако это был именно Костя. Костя! Пашкин друг! Здесь, в Мюнхене. С ума сойти!

— Ты…

От ограды шагнула еще одна темная фигура. Неужели Пашка? Вот в это я точно не поверю и пойму, что и вправду сошла с ума и сижу где-нибудь, в одиночке с обитыми мягкой белой тканью стенами.

— Не узнаете? — поинтересовался смутно знакомый голос. Точно не Пашкин. — Алексей Ветров. Ну, Ураган. Мы за вами.

— Да… — я еще не могла сообразить, что происходит, и оглянулась на здание клиники, в окнах которого вдруг вспыхнул свет. — Нам надо бежать! Они поняли, что я исчезла!

Костя и Алексей переглянулись.

— Вообще-то эти люди не имели права вас удерживать, это противозаконно, и мы уже передали дело в нужную инстанцию. Сейчас они как раз проводят обыск, заодно изымут ваши документы, — спокойно сообщил Ветров. — Вы рановато сбежали. Ну ничего, я думаю, доказательств и так достаточно. Вас, правда, попросят дать показания.

Мне казалось, что я сплю. Или все-таки нахожусь в той самой одиночке.

— Все хорошо, не волнуйся. — Костя снял с себя ветровку и накинул мне на плечи.

От нее пахло незнакомо, но очень приятно, а еще ощущалось тепло, и вдруг стало действительно спокойнее.

— Но как вы так быстро все успели? — удивилась я, сжав ворот ветровки так, чтобы лучше ощущать этот запах.

— Так я же ураган! — засмеялся Ветров. — Но, надо сказать, Костик тоже постарался. Он отрыл в сети кое-что про твоего благоверного, и мы поняли, что дело дрянь. Приехали посмотреть — и вправду. Сегодня обнаружили клинику, я даже заглянул туда вечером, а Костя по их серверу пошарил. Плодотворно, как видишь.

— Погодите, а… а Ник… — произнести его имя оказалось тяжело.

Как и представить то, что некогда я любила этого человека. Любила ли я его? Неужели все было только умопомрачением и настоящим сумасшествием?

— Твой Ник оказался аферистом и наследил даже в Интернете. На него уже был иск, а еще большие долги на его, так скажем, духовной фирме. Он же специалист по душам, если ты не в курсе. Если проще — сектант, торгующий якобы просветлением, — хмыкнул Ветров. — Очень любопытная личность.

Тем временем из дома вышли люди и направились к нам.

— Я поговорю с ними, — сказал Алексей и пошел к ним навстречу.

— Подождите, а что с дедушкой? — Я, уже позабыв о Нике, умоляюще посмотрела на Костю.

— Борис Николаевич здесь, в машине, забрали сегодня из больницы. Наотрез отказался там оставаться. Перенес приступ, но уже фактически на ногах, — заверил Костя.

Я перевела дух. В этом весь дедушка — в больнице его не удержишь, это точно.

— И все же… — решилась спросить я Костю, пользуясь отсутствием пронырливого журналиста. — Почему ты мне не поверил? Почему не послушал, когда я… когда я очень грубо велела тебе не вмешиваться?

— Потому что не мог не вмешаться, — он пожал плечами и отвел взгляд: — Я хотел убедиться, что все хорошо. Просто проверил бы и отошел в сторону, ты бы даже не узнала, но тут вдруг такое завертелось…

И вправду завертелось. От волнения и всех перипетий сегодняшнего дня ноги едва меня держали, и, если бы Костя не подхватил меня под руку, я бы упала.

— Ну вот, я все уладил! — сообщил Ветров. — Вас просят подписать этот протокол, и можно отдыхать, всем понятно, что после пережитого нужен хороший отдых. А завтра дадите показания…

Тут-то я снова вспомнила про Ника.

— А как Ник? Его арестуют? — спросила я.

— Пока нет. Не сегодня, — хмыкнул Алексей. — Но, думаю, скоро. Возьмут показания с врачей и получат все доказательства для обвинения.

— Хватит пока об этом. Она действительно устала, — теперь Костя поддерживал меня за плечи, словно маленькую. — Надо отвезти ее в гостиницу.

Я, не глядя, сил уже вообще не было, подписала протокол, получила свою одежду и сумочку, правда, без паспорта, который еще был нужен полиции, зато с деньгами и косметикой, и наконец увидела дедушку.

Вид у него был не очень, а при скудном освещении и вовсе пугающий — под глазами и на щеках залегли тени, губы казались черными, но тем не менее держался дедушка Боря, как всегда, уверенно.

— Ну что, сбегала замуж? Хороша ли семейная жизнь? — встретил он меня.

Я смутилась, отвечать было нечего.

— Прости, старого, не удержался, — он расставил руки в стороны, приглашая меня в объятья, и я с радостью обняла дедушку.

Пахло от него больницей, сразу чувствуется, что недавно оттуда.

Вот теперь на глаза навернулись слезы, а тело пронзила судорога.

— Ну тише, тише, — дедушка похлопал меня по плечу, а затем неумело, словно маленькую, погладил по голове. — Теперь все хорошо будет.

— Представляете, Борис Николаевич, — засмеялся Ветров, садясь за руль. — Она оттуда сбежала. Как раз минуты за три до того, как шум начался. Вот видно, что ваша внучка, вся в вас.

— А то, — буркнул дедушка, но я почувствовала, что он доволен.

Костя подождал, пока я сяду в машину рядом с дедушкой, и захлопнул дверцу, а сам устроился на переднем сиденье.

Мы поехали. От волнений сегодняшнего дня меня клонило в сон, да и дедушка, похоже, держался, чтобы не заснуть, изо всех сил. Мы молчали всю дорогу, и только неугомонный журналист Ураган, не замолкая, рассказывал, как они с дедушкой, подключившим свои связи, поднимали на уши местную полицию.

Если честно, слов я уже почти не разбирала.

Семейная гостиница в центре города была очень уютной. Несмотря на поздний час, нас встретила милая улыбающаяся девушка и показала номер. Один на двоих с дедушкой, и я была этому рада: когда он выходил из машины, то ступал очень тяжело, а один раз пошатнулся. Костя и Алексей тоже взяли себе по номеру неподалеку.

— Отдыхайте, вам обоим нужно хорошенько выспаться, — Костя остановился на пороге нашего номера, так и не войдя. — Спокойной ночи.

Я взглянула на журналиста. У него буквально на лице было написано, как ему весело наблюдать за нами, а потому просто сказала: «Спокойной ночи» — и закрыла дверь.

Дедушка сразу лег, а я приняла душ, чтобы смыть с себя весь ужас, кажется, налипший на меня, как слой грязи.

Упав на кровать, я тут же заснула и увидела Гретхен.

— Поспеши! Ты должна поторопиться! Проснись! Сейчас же проснись! Ты всегда была слишком слабой и нерешительной. Ну же! — говорила она, и идеальные брови гневно сходились на фарфоровой переносице.

Я открыла глаза. Еще было темно. На часах — четыре. Я и легла-то минут пятнадцать назад. Спать хотелось невыносимо, однако в ушах настойчиво звучал все тот же голос.