Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Верю! – прыская от смеха, проговорила Метёлкина.
– Вот честное слово! Сукой буду, если не сдержу обещания! – патетично воскликнула она, покидая кабинет инспектора по контролю. Но...
Да... Гм...
У автора слов не хватает! У кого бы занять?!
Не прошло и пяти минут, как Мария Ивановна Артухова в полной мере проявила все свойства «самки семейства собачьих». Она по собственному же определению оказалась не просто сукой, а ещё какой сукой!
Выйдя от Метёлкиной, Мария Ивановна прямой наводкой припустилась в бухгалтерию, к Инне Ивановне Кочетковой, к той самой мудрой, колкой и желчной даме, которая, взяв напрокат у Артуховой серьги с александритами, «гдей-то» одну потеряла, и под начальство которой бывшая уборщица, вступив в должность завхоза, теперь попала.
В бухгалтерии, помимо Кочетковой, сидела уже знакомая читателю Вера Фёдоровна Демьянова (машинистка-пианистка) и пила вприхлёб чай из блюдечка.
– Ой! Девочки! Девочки! Вы не представляете! Вы даже не представляете! – с пеной у рта завопила Артухова и, понизив голос, с нескрываемым наслаждением, можно сказать, упиваясь, принялась поносить Аврору на чём белый свет стоит – мол, такая-рассякая, разэдакая, не успела прийти, как уже всем тут заправляет, чего хочет, то и творит.
– И что ж она творит? – хладнокровно спросила Инна Ивановна, уставившись цепким взглядом в свою подчинённую.
– А то! – воскликнула Мария Ивановна, встав в свою любимую позу (чуть присев, раскорячила ноги). – Если Задыч меня по одному её словечку в завхозы произвёл, то представьте, что он для неё делает?! Воображаю! Это ж надо! Вот дела! Молодая да ранняя! – и Артухову понесло. Она тонула в предположениях, в скудных и пошлых собственных фантазиях касательно интимных отношениях посла и Авроры, как навозная муха, попавшая в банку отменной, свежей сметаны. – И после этого вы мне ещё скажете, что они не любовники?! – фыркнула она в заключение.
– Н-да, – одобрительно «дакнула» Кочеткова.
– Это точно! – закивала Вера Фёдоровна своей лохматой головой. – Вот, значит, как.
– И я про то же! – с азартом воскликнула Артухова.
– Ну и дрянь же ты, Машка! – вдруг неожиданно выдала Инна Ивановна.
– Я-то?! Это почемуй-то?! – выпучив глаза от недоумения, растерялась та.
– А потомуй-то! Аврорка за тебя попросила, а ты её грязью обдаёшь! Свинья ты, Машка, неблагодарная!
– Это что ж вы на меня так?! Это за что ж?! – краснея, промямлила Артухова и, разразившись рыданиями, пробкой вылетела из бухгалтерии.
«Куда она побежала?» – спросите вы.
«К Авроре, жаловаться на «самую натуральную прохвостку» – Кочеткову», – отвечу я вам.
– А эта Метёлкина – девка не промах! – процедила бухгалтерша, как только за Марией Ивановной захлопнулась дверь.
– А как вы думаете, Инна Ивановна, она спит с Задычем? – спросила Вера Фёдоровна, и лицо её приобрело заинтригованно-дебелое выражение.
– Конечно! – ответила Кочеткова таким тоном, будто своими глазами видела сие пикантное действо, будто свечку при этом держала. Но на самом деле она вряд ли верила в то, что говорила.
Первое Аврорино свидание с послом произошло (хотя вполне возможно, что тут уместнее слово «свершилось», поскольку для Эмина Хосе оно являлось поистине историческим событием) в его огромной квартире в центре Москвы.
Надо сказать, что знаменательному рандеву предшествовал дикий скандал со стороны Зинаиды Матвеевны и Арины. Первая, поначалу не веря, что дочь и вправду отправится на встречу со «стариком», обливала его грязью и всячески поносила. Когда же, к её великому удивлению, Аврора засобиралась куда-то часов в пять вечера, Гаврилова впала в истерику, которая выражалась у неё преимущественно в судорожном припадке (бедолага бесконтрольно дёргала поочерёдно то правой рукой, то левой ногой), причитаниях (о том, какая она несчастная, «р<I>о</K>стила, р<I>о</K>стила» дочь, а та – на тебе, шляется со всякими гадами, нахалка!) и пронзительных взвизгиваниях.
Вторая (будущая актриса) демонстративно улеглась на пол и сучила ножками в течение всего того времени, пока мать собиралась на своё первое свидание с постпредом, приправляя эти порывистые движения неистовыми воплями, как скверная хозяйка новогодние салаты излишним количеством майонеза.
Когда наконец Аврора, собравшись, схватила сумочку с галошницы, Зинаида Матвеевна, не помня себя, кинулась в коридор и воскликнула, перейдя на родной вологодский говор:
– Это ж надо! А?! С мужем развелась! Для чего с Юрашкой рассталась?! Для того, чтоб со стариком шуры-муры водить?! Развратница! Стыдись! – не обращая ни малейшего внимания на Арину, кричала Гаврилова, и в голосе её звучали нотки осуждения, презрения, зависти и брезгливости – одним словом, всё перемешалось в голове Зинаиды Матвеевны. С одной стороны, взыграли в ней чувства ревности и собственничества – ведь это её дочь и ничья больше! Как может какой-то чужой человек, «старик» к тому же, к ней прикасаться, и кто знает, что они там ещё будут делать с ним наедине. Гаврилова живо представила то, что станут делать эти двое без посторонних (конечно же, исходя из собственного опыта, полученного в результате сначала супружеской жизни с Аврориным отцом, а потом из их тайных, никому не известных, порочных постразводных свиданий). И тут в глазах у неё потемнело от ужаса.
– Не пущу! – заголосила она. – Только через мой труп!
– Моё! Моё! – вторила ей Арина, прибежав в коридор.
– Да что ж вы творите-то обе?! Почему ж вы себя так ведёте? – ошарашенно спросила Аврора, открывая дверь.
– Это мы себя ведём не так?! – заорала Гаврилова. – Нет! Вы посмотрите на неё! Сама к старпёру едет для... Аришенька, будь умничкой, ступай в комнату, золотце!
– Сама иди! Моё! – взвизгнуло «золотце», вцепившись в материну руку.
– Знаю я, для чего ты к нему едешь, поди не дура!
– Поди не дуры, знаем! – кричала Арина.
– И не стыдно?! В твоём-то возрасте! Все родители как родители! В выходные не по мужикам шляются, а дитёв в парк гулять выводят, на каруселях катают, мороженым кормят! Бессовестная! Только одно на уме!
– Вот именно! – подпела бабке Арина.
– Дура ты! Вот что я тебе скажу! – выпалила наконец Аврора. – Озабоченная! Это у тебя только одно на уме! А я еду ради неё! – и она кивком указала на Аришу. – Чтобы работу не потерять! Он мой начальник! Он меня в гости пригласил! Про-сто в го-сти! И ничего такого я никогда не позволю! – и Аврора, стряхнув с руки будущую актрису, вырвалась из дома, как Симона Шанже из оккупированной Франции.
– Хабалка! – на выдохе прошипела Зинаида Матвеевна после долгого молчания. Она оторопело озиралась по сторонам, будто ища нечто очень важное, потом уставилась в одну точку и стала медленно оседать на пол. Арина, испугавшись, начала кричать, словно её режут: