— Может быть. Я не знаю… У меня никогда раньше такого не было. Я никогда не хотела такого.

Он улыбнулся, чтобы придать ей уверенности, но Оливия чувствовала что угодно, только не уверенность.

— Послушай, я знаю, что это страшно. Но это не обязательно плохо.

Одна-единственная слеза скатилась по щеке Оливии. Она поспешила стереть ее рукавом.

— Это ужасно.

— Ты наконец нашла кого-то, кто тебе нравится. И ладно, это Карлсен, но все еще может повернуться к лучшему.

— Не может. Не повернется.

— Ол, я знаю, через что ты прошла, я понимаю. — Малькольм крепче сжал ее руку. — Я знаю, что это страшно — быть уязвимым, но ты можешь позволить себе любить. Тебе можно иметь кого-то еще в жизни, кроме друзей и случайных знакомых.

— Но я не могу.

— Не вижу причин почему.

— Потому что все, кого я любила, умерли, — огрызнулась она.

Бариста где-то в глубине кафе выкрикнул заказ: карамельный макиато. Оливия тут же пожалела о своей резкости.

— Прости. Просто… так оно и есть. Мама. Бабушка с дедушкой. Мой отец жив, но… Так или иначе, никого нет рядом. Если я не сдержусь, Адам тоже уйдет.

Вот. Она выразила это словами, произнесла вслух, и от этого все стало только реальнее. Малькольм вздохнул.

— Ох, Оливия.

Ее друг был одним из немногих, кому она призналась в своих страхах: постоянном чувстве непричастности, ощущении, что раз большая часть ее жизни прошла в одиночестве, то и закончиться должна так же. Что она никогда не будет достойна чьей-то любви. На лице Малькольма отразилась смесь печали, понимания и жалости, и смотреть на это было невыносимо. Она отвела взгляд: посмотрела на смеющихся студентов, на крышки кофейных стаканчиков, сложенные рядом со стойкой, на наклейки на макбуке какой-то девушки… И убрала руку из-под его ладони.

— Тебе пора. — Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла неуверенной. — Заканчивать свою операцию.

Он не сводил с нее глаз.

— Я люблю тебя… Ань тебя любит… Ань предпочла бы тебя Джереми. И ты тоже нас любишь. Мы все заботимся друг о друге, и я вот никуда не делся. Я никуда не уйду.

— Это другое.

— Почему?

Оливия не потрудилась ответить и вытерла щеку рукавом. С Адамом все было иначе, и Оливия хотела от него другого, но она не могла… не хотела произносить это вслух. Не сейчас.

— Я не скажу ему.

— Ол.

— Нет, — ответила она твердо. Теперь, когда слезы ушли, она чувствовала себя намного лучше. Может быть, она была не той, за кого себя принимала, но она умела притворяться даже перед самой собой. — Я не скажу ему. Это ужасная идея.

— Ол.

— На что это вообще будет похоже? Как мне это сформулировать? Какие слова будут верными?

— Я думаю, тебе стоит…

— Сказать ему, что я влюблена? Что я думаю о нем постоянно? Что я втрескалась? Что…

— Оливия.

Насторожили ее в итоге не слова Малькольма, не паническое выражение его лица и не тот факт, что он явно смотрел куда-то выше ее плеча. Просто именно в этот момент Оливии на телефон пришло сообщение от Ань, и это привлекло ее взгляд к цифрам на экране.

10:00.

Десять утра. Среда. Оливия сидела в «Старбаксе» кампуса, в том самом «Старбаксе», где она проводила каждое утро среды последние несколько недель. Она резко обернулась и…

Она даже не удивилась, увидев Адама. Он стоял позади нее. Достаточно близко, чтобы — если только с момента их последней встречи у него не лопнули барабанные перепонки — слышать каждое слово, слетевшее с губ Оливии.

Ей хотелось умереть на месте. Ей хотелось выползти за пределы собственного тела и этого кафе, растаять в луже пота, просочиться меж плитками пола, просто раствориться в воздухе. Но это все на данный момент было вне пределов ее возможностей, так что она натянула слабую улыбку и снизу вверх посмотрела на Адама.

Глава 11

Гипотеза: как только я начинаю врать, все становится хуже в семьсот сорок три раза.

— Ты… ты слышал это? — выпалила она.

Малькольм поспешил убраться из-за стола со всеми своими вещами, натянуто пробормотав:

— Я как раз собирался идти.

Оливия едва заметила это, пристально следя за тем, как Адам отодвигает стул, чтобы сесть напротив.

Дерьмо.

— Да, — сказал он мягко и ровно, и Оливия почувствовала, что вот-вот распадется на миллион крошечных кусочков прямо тут, на этом самом месте. Она хотела, чтобы он взял свои слова обратно. Хотела, чтобы он сказал: «Нет, слышал что?» Хотела вернуться в сегодняшнее утро и перемотать все назад, весь этот ужасный беспорядочный день. Не проверять сообщения на телефоне, не дать Ань войти и увидеть, как она тоскует по своему фейковому парню, не изливать Малькольму сердце в худшем из всех возможных мест.

Адаму нельзя было знать. Просто нельзя. Он подумает, что Оливия поцеловала его специально, что она спланировала весь этот кошмар, что она манипулировала им. Он решит порвать с ней задолго до того, как получит какую-то выгоду из их соглашения. И возненавидит ее. Перспектива была ужасающей, поэтому она сказала единственное, что пришло ей в голову:

— Это было не про тебя.

Ложь слетела с языка, словно оползень: непродуманная, быстрая и разрушительная.

— Я знаю, — кивнул он и… даже не выразил удивления.

Казалось, ему никогда не приходило в голову, что Оливия может им интересоваться. Ей хотелось плакать — частое состояние в это дурацкое утро, — но вместо этого ее вырвало очередной ложью:

— Я просто… влюбилась. В одного парня.

Адам снова кивнул, на этот раз медленно. Взгляд его потемнел, а уголок рта дернулся — лишь на мгновение. Она моргнула, и выражение его лица снова стало пустым.

— Да. Я понял.

— Этот парень, он…

Она сглотнула. Что он? Скорее, Оливия, скорее. Иммунолог? Исландец? Жираф? Кто он?

— Ты не обязана объяснять, если не хочешь. — Голос Адама звучал немного необычно, но в то же время успокаивающе. Устало. Оливия поняла, что заламывает руки, и, вместо того чтобы остановиться, просто спрятала их под стол.

— Я… Просто…

— Все в порядке.

Он ободряюще улыбнулся ей, и Оливия… была не в силах смотреть на него. Ни секундой дольше. Она отвела взгляд, отчаянно желая найти какие-нибудь слова. Она хотела это как-то исправить. Прямо за окном кафе группа старшекурсников толпилась вокруг ноута, смеясь над чем-то и глядя в экран. Порыв ветра разметал стопку листов, и один из парней бросился их поднимать. В отдалении в сторону «Старбакса» шел доктор Родригес.