Дежурные врачи указали на меня: «Пусть оперирует Фердинанд!» Отец, узнав, что я всего лишь практикант, застонал: «Господи, да что ж это такое! Неопытному практиканту доверить жизнь самого дорогого для меня существа!..» Но врачи успокоили высокородного отца: «У Фердинанда хорошие руки, по травмам такого рода он неплохой специалист, лучший из нас!»

Скрепя сердце отец согласился. Пока пациентку готовили к операции, он сказал мне: «Если сделаете все хорошо, то я заплачу вам десять тысяч марок!» Деньги фантастические, тем более для такого бедняка, каким был я. Ведь мне с самого начала учебы приходилось зарабатывать на жизнь ночными дежурствами в качестве санитара: таскал горшки, подтирал больных, делал уколы и все прочее.

Началась операция. И хотя рядом стоял отец девушки, это мне не помешало провести операцию быстро и удачно.

Отец приказал кому-то из свиты: «Выпишите этому молодому человеку чек на десять тысяч марок!» Я подошел к отцу и сказал буквально следующее: «Ваше величество, я немецкий врач, и для меня превыше всего святой врачебный долг — делать для пациента все возможное, не ожидая особого вознаграждения. Простите, но деньги я не возьму, тем более что операция была весьма несложной». Отец пожал мне руку и сказал, что горд за свой народ, в котором еще есть бескорыстные люди, подобные мне.

Дочь уже утром отправили домой. Она была практически здорова и на прощание поцеловала меня. Отец был рядом. Он прослезился от умиления. И добавил: «Как лечащий врач, вы, Фердинанд, надеюсь, навестите вашу пациентку!»

Я побывал в знаменитом дворце два раза и убедился, что моя высокая и очаровательная пациентка совершенно здорова.

Когда по окончании института я получил вызов в Военное министерство, то никак не думал о том высоком звании, которым меня отблагодарил отец девушки. Теперь живу в Берлине, но пока холост, вот приходится ходить на ужин сюда…

Рошковский подумал и добавил:

— Фердинанд Зауэрбрух оказался прекрасным человеком и замечательным врачом. Он несколько раз приезжал в Россию, каждый раз мы встречались и много проводили времени вместе. Дико представить, что теперь мы стали врагами… Нет, ум такое не вмещает. Кончится война, мы с тобой, граф, обязательно встретимся с Фердинандом.

Соколов развеселился:

— Полагаю, Виктор Михайлович, ты не станешь демонстрировать немецкому гостю танцы своих пациенток?

— Жизнь покажет!

И доктор Рошковский оказался прав. Жизнь, величайшая мастерица раскладывать пасьянсы, все распределила по-своему — весьма неожиданно.

Командующий дивизией генерал-лейтенант Джунковский возвращался из Петрограда на Западный фронт. Толпы дезертиров, вагоны, облепленные людьми в шинелях и с мешками, отмена дисциплины, чинопочитания, сословных и воинских отличий — мир сделался страшным и непонятным.

Самое святое, самое ценное — жизнь теперь не стоила и полушки. Убийц никто не искал, никто не судил и никто с них не взыскивал, разве Бог один, да суд его хоть и правый, да не всегда скорый.

Со скорбью и многими неудобствами Джунковский добрался до Минска 18 июня. Порой ехал с солдатами в вагонном проходе, прокуренном и загаженном. С вокзала на извозчике добрался до единственно приличной в городе гостиницы «Европейская». Едва разместился в номере, как явился посыльный, вручил пакет под коричневой сургучной печатью.

В пакете были приказ главнокомандующего Деникина и повестка: «Срочно явиться в штаб фронта к главнокомандующему».

Джунковский приказал в номер принести обед. Закусывая, прочитал приказ: «8 июня 1917 года я вступил в командование армиями Западного фронта. Твердо верю, что в победе над врагом — залог светлого бытия земли Русской. Накануне наступления, решающего судьбы родины, призываю всех, в ком живет чувство любви к Отчизне, выполнить свой долг. Нет другого пути к свободе и счастью родины. Деникин».

Джунковскому приказ понравился. Он подумал: «Коротко, по-деловому. Молодец, Антон Иванович. Жаль, что прежде мы с ним не встречались! Но как штабные крысы пронюхали, что я уже прибыл в Минск и что остановился в „Европейской“? Удивительно!»

Джунковский на скорую руку принял душ, тщательно побрился и отправился в штаб, который помещался в двухэтажном кирпичном доме. На пороге столкнулся со старшим адъютантом штаба своей дивизии подполковником Коптевым.

— Здравия желаю, ваше превосходительство! Третий день в Минске околачиваюсь, вас жду. Зашел в штаб, а там адъютант говорит: «Только что прибыл, скоро должен быть у Антона Ивановича». Это ему из «Европейской» телефонировали, разведка налажена.

— Ты на автомобиле?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Как дела в армии?

Коптев глубоко вздохнул, по-домашнему, с горечью ответил:

— Дела как сажа бела! Новостей много, и только одна хорошая. Право, не знаю, с чего начинать. Стоило вам, Владимир Федорович, отбыть в Петроград, как агитаторы словно с цепи сорвались. В Минске недавно прошел съезд военных и рабочих депутатов армии и тыла Западного фронта. Из нашей дивизии делегаты тоже были. Главенствовали на съезде изощренные крикуны — большевики. Открыто призывали к неповиновению. Так и говорили: «Честный солдат — это дезертир! Нельзя стрелять в германских пролетариев, они нам братья по классу. Тот, кто воюет, тот защищает интерес мировой буржуазии!» Офицеры связаны по рукам приказами Временного правительства, почти бессильны против этой горластой рвани.

— Что с полками, стоявшими в боевой позиции?

— Пятьдесят восьмой и пятьдесят девятый полки полностью агитаторами разложены. Они отказываются выполнять приказы офицеров. Более того, угрожают офицерам арестами и пролетарским судом. Так случилось с полковником Элерцем, который пытался заставить пятьдесят восьмой полк смениться. По приказу полкового комитета Элерц арестован и по сей день находится за решеткой, солдаты грозятся устроить над ним самосуд.

Джунковский возмутился:

— Элерц в армии двадцать лет, воевал против китайцев три года, против японцев в четвертом и пятом годах. Как началась мировая, так сразу оказался на передовой, шесть раз ранен, один раз тяжело контужен… И такого боевого офицера эти подонки арестовывают!

Вдруг Коптев радостно улыбнулся:

— Но есть самая свежая и очень приятная новость. Только что получен приказ…

В это время из штаба вышел адъютант Деникина в модном галифе с крыльями. Обратился к Джунковскому:

— Ваше превосходительство, приглашает Антон Иванович!

Деникин принял Джунковского очень любезно.