— Да ну, зачем откладывать, — сказал он. — Так и так все равно в темноте ехать придется.

— Билли!

— А-а?

— Это ведь и впрямь ничего не значит, правда? Что кто-нибудь там подумает.

— Конечно. Уж кому, как не мне, это знать.

— Ты глянь, картинка-то какая, а?

Он смотрел на лошадей за ручьем, те стояли, вырастая из собственных темнеющих отражений в воде; головы подняты, взгляды устремлены к дому, вокруг тополя, горы, а сверху огненная ширь вечернего неба.

— Ты небось думаешь, со временем все это наваждение у меня пройдет.

— Нет. Не думаю. Раньше и впрямь так думал, но теперь нет.

— Слишком далеко у меня все зашло, поэтому?

— Не только поэтому. Просто ты — это ты. Большинству людей достаточно пару раз носом ткнуться, глядишь, уже и соображать начали. А ты мне все больше и больше напоминаешь Бойда. Помню, для меня единственным способом заставить его что-нибудь сделать было запретить ему это делать строго-настрого.

— Когда-то тут была труба, вела от источника к дому.

— Так ведь ты можешь и снова ее проложить.

— Эт-точно.

— Зато вода тут по-прежнему хороша. Нигде воды лучше нету.

Билли вышел во двор, сделал долгую затяжку сигаретой, стоит смотрит на лошадей. Джон-Грейди затворил дверь. Билли обратил взгляд на него:

— Ты так и не сказал мне, что сказал Мэк.

— Да много-то он не говорил. Если он и подумал, что я спятил, то он такой джентльмен — никогда виду не подаст.

— А как ты думаешь, что бы он сказал, если бы узнал, что она работает в «Белом озере»?

— Даже не знаю.

— Понятное дело, не знаешь.

— Он не узнает об этом, если только ты ему не скажешь.

— Я уже подумал об этом.

— И что?

— Ну, у него вообще бы тогда было радости полные штаны.

Билли щелчком отбросил окурок в дальний конец двора. К тому времени уже достаточно стемнело, так что в сумеречном свете он прочертил светящуюся дугу. Мимолетную, как и вся жизнь.

— Давай-ка лучше поехали, — сказал он.

Он все же не продал коня Вольфенбаргеру. В субботу приехали двое друзей Макговерна, они стояли, прислонясь к бамперу своего грузовика, курили и болтали, пока он седлал коня, а потом выводил из конюшни. Увидели коня, выпрямились и застыли. Он им кивнул и повел коня дальше, в корраль.

Из кухни вышел Мэк, приветствовал мужчин кивком:

— Доброе утречко.

Пошел по двору. Кроуфорд познакомил его со вторым мужчиной, и втроем они пошли к корралю.

— Как две капли похож на того коня, на котором рассекал старина Чавес, — сказал этот второй.

— Насколько мне известно, родственной связи между ними нет.

— А с тем конем была вообще занятная история.

— Еще какая.

— Думаешь, конь правда может горевать по человеку?

— Нет. А ты думаешь, может?

— Нет. Но история тогда приключилась и впрямь странная.

— Еще бы.

Мужчина обошел коня вокруг, пока Джон-Грейди держал его. Пощупал ладонью место позади передней ноги коня, заглянул ему в глаз. Пятясь, прошел к задним ногам, поднял одну, вновь опустил, но на копыто даже не взглянул и в рот коню тоже не стал заглядывать.

— Говоришь, три года ему?

— Да, сэр.

— Прокатись на нем чуток.

Джон-Грейди проехался на коне туда и обратно, повернул его, сдал задом, потом легким кентером{42} обогнул весь периметр корраля.

— Чего это вдруг парню вздумалось продавать его?

Мэк промолчал. Стоят смотрят на коня. Потом Мэк наконец отозвался:

— Ему просто нужны деньги. А конь хороший.

— Что скажешь, Джуниор?

— Ты ж меня все равно не послушаешь. Конечно, куда мне до Мэка.

— Это не мой конь, — сказал Мэк.

— Ну так что скажешь?

Кроуфорд сплюнул:

— Очень справный коняшка, на мой взгляд.

— Сколько он за него возьмет?

— Сколько он просит.

Стоят смотрят.

— Мой предел — две с половиной.

Мэк покачал головой.

— А это и впрямь его конь?

Мэк кивнул.

— Да, — сказал он. — Его. Но если он отдаст этого коня за две с половиной сотни долларов, я его к чертовой матери рассчитаю. Не потерплю у себя такого дурака. Который может сам себя облапошить.

Приятель Кроуфорда стоит, носком сапога ковыряет землю. Покосился на Кроуфорда, вновь с интересом глянул на коня, перевел взгляд на Мэка:

— А если три сотни?

— Вы готовы дать три?

— Да, сэр.

— Джон-Грейди, — позвал Мэк.

— Да, сэр?

— Веди коня этого джентльмена сюда и снимай с него свое седло.

— Да, сэр, — сказал Джон-Грейди.

Когда он вернулся тем вечером, Орен и Трой все еще сидели за столом, пили кофе; он вынул из духовки свою тарелку, налил в кружку и присоединился к ним.

— Говорят, ты теперь у нас ходишь пеши, — сказал Орен.

— Вроде того.

— Решил, поди, что из такого негодяя делать коня себе дороже.

— Просто мне понадобились деньги.

— Мэк говорит, тот мужик не рискнул на него даже разок взобраться.

— Не рискнул.

— Про него, наверно, уже слухи по округе ходят.

— Может быть.

— Так что ты о нем, не ровен час, еще услышишь.

— Может быть.

Сидят смотрят, как он ест.

— Этот ковбой думает, что кони соображают получше некоторых людей, — сказал Трой.

— Может, он и не зря так думает.

— Ну, значит, вы все общались с одними лошадьми, а я с другими.

— Скорее, мы общались с разными людьми.

— Не знаю, — сказал Трой. — Мне лично случалось встречаться с такими, что о-го-го.

— И как ты с ними ладил?

Джон-Грейди поднял взгляд. Улыбнулся. Орен шуршал в пачке, выковыривая сигарету.