Знаешь, как старшим братьям положено заботиться о младших сестренках? Знаешь, что старшие братья должны наставлять их, объяснять, от каких мальчишек следует держаться подальше, от каких нужно ждать больших неприятностей и с какими не надо играть?

Так вот, у тебя это плохо получалось.

Из Кореи, но не с любовью, Грейс».

* * *

Первые несколько секунд я не могу пошевельнуться от шока. Одна рука Джейсона перебирается с моей щеки на затылок, под волосы. Мои же руки непроизвольно хватаются за его талию, и я вдруг оказываюсь в его крепких объятиях.

– Грейс, – шепчет он мне в губы, и я слышу в его голосе желание.

Но все мысли улетучиваются, когда я поддаюсь его напору и приоткрываю рот. Я даже забываю о На-На, о том, что Джейсон едет в Бузан. Я осознаю только то, что мне ужасно приятно чувствовать его губы на своих губах.

Я отстраняюсь с тихим возгласом и не задумываясь ляпаю:

– А ты целуешься не так, как корейские парни.

Джейсон вздрагивает и убирает руки. Я ощущаю холодок там, где меня только что касались его ладони.

– Что?

Я лихорадочно придумываю объяснения, но голова занята только тем, как бы продолжить этот поцелуй.

– В дорамах, – говорю я. – Там герои чуть ли не давят друг другу лица, а девушка обычно не закрывает глаза. Так неудобно.

– А так было удобно?

Было восхитительно!

– Гм…

– Ты же знаешь, что в сериалах все сплошная выдумка, да? – объясняет он медленно, как полной дурочке. – Что это просто телевидение?

– Знаю. – Одна мысль выдергивает меня из сладостного тумана. – Ты же не будешь в фильме вот так же целоваться с На-На, а?

Он озадаченно смотрит на меня.

Приходит еще одна мысль, на этот раз более важная.

– Подожди. Ты же только что поцеловал меня.

У меня падает челюсть.

– Ты только что поцеловал меня!

Он морщится и берет меня за руку.

– Ты не обязана всем сообщать об этом.

Я перестаю улыбаться.

– Тебя смущает, что мы поцеловались?

– Нет, я просто не считаю, что все должны об этом знать. – Он указывает раскрытой ладонью сначала на меня, потом на себя: – О том, что сейчас произошло. Особенно папарацци – еще немного, и они обязательно сбегутся на твой крик.

Радостное возбуждение, владевшее мною, исчезает, и на его место возвращается раздражение.

– Ты не хочешь, чтобы они знали, потому что я не какая-то знаменитая корейская актрисулька?

– Нет. – Он проводит растопыренными пальцами по своим волосам и удрученно вздыхает. – Я имел в виду совершенно другое.

– Вовсе нет, как раз это.

Я горю, но теперь горю от гнева. Глаза отчаянно щиплет, и я понимаю, что сейчас заплачу. Ну уж нет. Он не увидит, как я разваливаюсь на куски из-за этого. Из- за него.

Я откашливаюсь, чтобы избавиться от комка в горле.

– Не знаю, что ты имел в виду, но мне все это не интересно. Может, для тебя это и развлечение – посмеяться надо мной, – но я в этом ничего веселого не вижу.

Я всегда жаловалась, что парни подлизываются ко мне, но, наверное, то, что делает Джейсон, еще хуже. Я бы предпочла быть наградой, а не девочкой на стороне.

Он сильнее сжимает мою руку, вероятно, чтобы успокоить, но все его усилия напрасны.

– Я не хотел посмеяться над тобой, – говорит он. – Я… я не знаю, что произошло, но к тебе это отношения не имеет.

У меня от изумления отвисает челюсть.

– Не имеет ко мне отношения?

Он качает головой.

– Я имел в виду не это. Ты все неправильно понимаешь!

А как правильно? Что у тебя возникло желание кого-то поцеловать, и я подвернулась под руку? – Я невесело смеюсь. – Ну и ну. Не знала, что ты такой, хотя у всех есть секреты. Рада, что увидела твою истинную сущность.

– Грейс, стой. – Джейсон кладет обе руки мне на плечи. – Я хотел сказать только то, что я сейчас в замешательстве. Я не очень хорошо понимаю, что происходит. Я не знаю, что между нами. – Он молчит. – Я знаю лишь одно: ты мне нравишься. Очень.

Мое сердце ликует, но я тут же загоняю все хорошие чувства подальше, решая проанализировать их попозже.

– Я тебе нравлюсь. Но ты по какой-то причине озадачен. Это из-за того, что я не кореянка? Или это как- то связано с моей семьей?

Он отшатывается, как будто я ударила его.

– Что? Нет! При чем тут это?

– При том, что ты мил со мной, только когда вокруг никого нет, – цежу я сквозь зубы. Память услужливо подсказывает все ситуации, когда он не знакомил меня с людьми, не вовлекал в разговоры, когда его полностью устраивало, что я целыми днями маячу где-то на задворках съемочной площадки, будто меня и не существует.

Стоит мне начать, я уже не могу остановиться, и все мои сдерживаемые эмоции вырываются наружу.

– Ты не хотел, чтобы я помогала тебе с песней, когда рядом были другие ребята, – продолжаю я. – Ты держал меня за руку только когда никто не видел. Нормально мы с тобой разговариваем, только когда мы вдвоем, а сейчас ты целуешь меня, но не хочешь, чтобы кто-то об этом узнал. О чем все это говорит? Лишь о том, что я совершенно не важна для тебя. – У меня перехватывает горло, и я с трудом заканчиваю: – Думаю, мой приезд сюда, к вам, был плохой идеей. Зря я не поехала домой на каникулы.

Все сказанное отзывается в моей душе болью от осознания, что если бы я поехала домой, то упустила бы возможность познакомиться с мамой близнецов, пожить в их доме и увидеть их родной город. А еще от мысли, что от маминых придирок и папиного равнодушия те эмоции, которые все это время мне удавалось держать в узде, взбрыкнули бы, как норовистые лошади, и подмяли бы меня под себя. Однако, несмотря на все это, сейчас я бы предпочла оказаться в Нэшвилле и не видеть, как Джейсон смотрит на меня – так, словно я предала его. Хотя на самом деле обидел-то меня он.

Эх, ничему я с Айзеком и не научилась. А стоило было бы уяснить: если парень слишком хорош, чтобы быть настоящим, значит, он ненастоящий.

* * *

Я и в самом деле подумываю о том, чтобы поехать домой, но мамина рождественская запеканка из кабачков не стоит тех переживаний, которые свалятся на меня, когда я посмотрю ей в глаза. Хотя Джейсон доставляет мне не меньше страданий.

К счастью, он на неделю уезжает в Бузан. После похода по магазинам и знакомства с сеульскими подругами, Софи удается убедить меня остаться до конца каникул. Однако в сочельник Джейсон возвращается, и я снова оказываюсь в болезненно-неловкой атмосфере.