Алдошин с деланной неохотой снова погрузился в кресло и согласился на чашку чая. Припомнив пренебрежительную физиономию барышни из приемной, мстительно уточнил:

– Вьетнамского, если он у вас, конечно, водится. «Черный дракон», либо «Укус змеи»…

– Ага, сейчас поищем… Леночка, чашку вьетнамского чаю для нашего гостя – погляди, что там у нас есть. И Вартанова ко мне, срочно!

Через десять минут, получив заверения в том, что яхта к назначенному сроку будет ждать в указанном месте, Алдошин покинул офис «Континента», заметив на прощанье:

– Оператор гидролокатора у нас свой: мой партнер в Хабаровске, как вы понимаете, интерес афишировать не хочет. Так что распорядитесь, уж будьте добры, Александр Львович! Чтобы никаких неожиданных согласований не потребовалось… Да, и еще: мы будем крейсировать вдоль берега, а там везде ставные невода у рыбаков-прибрежников выставлены. Возможны э… непонимание и неприятные ситуации. Мне надо согласовывать этот вопрос с Хабаровском? Или вы тут, на месте, поспособствуете?

– Не мой профиль, но… Все согласуем, утрясем с департаментом по рыболовству, так что не беспокойтесь. Ну, а на крайний случай – хотите, откомандирую с вами начальника моей службы безопасности с парой бойцов?

– Буду весьма признателен!

На том и расстались.

Через пять дней Алдошин со своей неизменной спутницей Улькой, подхватив Морина, выехал в Долинск. Двухдневный запас времени до встречи в рыбацком поселке Стародубское яхты с гидролокатором он рассчитывал потратить продуктивно. Во-первых, местный краевед-«кузнечик» еще во время первой встречи клятвенно пообещал найти ему старую тетрадку с весьма многообещающими записанными воспоминаниями о прежних днях. А во-вторых, Алдошин намеревался вместе с Мориным пройтись вдоль долинского побережья на моторной лодке – поискать очертания берегов, схожие с запечатленными на старой фотографии, сделанной в феврале 1946 года.

«Кузнечик» не подвел, и торжественно передал Алдошину уже отсканированную копию обычной школьной общей тетради.

– Доктор Павленок, который рассказал мне эту историю, умер более пятнадцати лет назад, – сообщил он вместо комментария. – Приехал он в Долинск еще в пятидесятые, поднимал местное здравоохранение. Сам оперировал, выезжал на сложные роды в окрестные поселки, которых нынче и на карте-то нету. Стационаром заведовал – в общем, подвижником был, сейчас таких нет! Когда Павленок ушел на пенсию, со мной близко сошелся. Задумал мемуары написать, и не смог: руки уже плохо работали. У докторов, сами знаете, почерк и сам по себе не ахти, а тут еще тремор этот. Я почему запомнил название – у самого иногда руки дрожат, как с тяжестями повозишься. А у него постоянно пальцы тряслись, ложку в руках удержать не мог. В общем, рассказал Павленок мне эту историю – я ее и записал, еще в 1977-м.

– Насколько можно верить этим воспоминаниям? – поинтересовался авансом Алдошин, наперед решив заняться тетрадкой позднее, после морской экспедиции, в спокойной обстановке.

– Да вы что? – обиделся «кузнечик». – Павленок сроду брехуном не был! Что думал, то и говорил. И страдал за то сколько раз… Забыть что-то мог под старость, конечно. Или напутать. Но в общем и целом верить можно!

Поблагодарив краеведа, Алдошин тут же договорился с ним о ночлеге с другом: жил «кузнечик» один, а домишко был просторным, да еще и с огороженным двором – есть где оставить машину на ночь и выпустить погулять Ульку, которая к старости стала патологически избегать собачьего общества.

Пока все шло хорошо, и Алдошин был доволен: его поиск шел не шибко быстро, но верно.

Предварительная «экскурсия» на моторке, как назло, оказалась зряшным делом. Два часа протряслись по отвратительной дороге от райцентра до лесничества «Остромысовка», откуда последние пару километров к морю пришлось спускаться по такому крутому склону, что Алдошин всерьез засомневался в способностях своего микроавтобуса впоследствии подняться обратно. Однако тащить лодку с тяжеленным мотором и снаряжением на руках вниз и вверх очень не хотелось, и он рискнул.

Накачали лодку с приключениями: выяснилось, что, несмотря на предварительную ревизию, в одной из секций лодки оказалась прореха. Пришлось ее на месте заклеивать и час ждать, пока схватится клееное место.

Пару часов проплыли вдоль берега в одну сторону, потом вернулись и пошли в другую. Итого – восемь часов, не считая дороги сюда. И все впустую: кусок береговой линии, попавший в объектив фотоаппарата, оказался совершенно неузнаваемым. Никаких характерных примет, никаких ориентиров.

На склон к лесничеству, вопреки пессимистическим ожиданиям Алдошина, его верный «микрик» взобрался довольно бодро. Лодку с мотором, посовещавшись, решили оставить в лесничестве: все одно возвращаться потом, после гидролокаторной разведки на яхте. И тем не менее обратно до Долинска он крутил руль в мрачном настроении. Морин же, наоборот, был бодр и весел: «закиснув» в своей охране, он искренне радовался и перемене обстановки, и морской прогулке, и будущей работе по прямому своему профилю.

– Слушай, Саня, а мы самолет-то увидим на этом гидролокаторе? – в который раз принимался Алдошин выспрашивать приятеля.

Морин поглядывал на него с оттенком превосходства, дразнил земляным червем и охотно объяснял особенности подводного поиска.

– Эти яхтсмены драные обещали тебе технику, которую я обозначил? Значит, увидим! Сонар посылает на дно звуковые волны, которые отражаются и идут обратно на трансдьюсер, а с него на поверхность. Если на дне что-то есть, то обратный сигнал искажается. И это искажение хорошо видно на мониторе… Ну, то есть не всем хорошо видно, – поправился Морин. – Не всем, а спецам-гидроакустикам. Мы на раз все «читаем»! Ну, вот ты же читаешь показания своего кормильца, металлодетектора?

– Там дело другое! – возражал Алдошин. – «Пикалка» показывает, что под слоем земли есть металл. В зависимости от «наворотов клюшки» я вижу глубину залегания металла, могу отличить «черняшку» от цветного или благородного металла, примерную массу находки. Форму ее копарь не видит! А в нашем случае – вода! Причем сам говорил, что прибрежная часть дна наверняка замусорена всяким металлоломом. Покажет твой сонар наличие на дне металла, а там окажется, скажем, рама от трактора. Либо еще какая-то хрень, потонувшая полвека назад.

– Миша, не передергивай! И не паникуй раньше времени: гидролокатор «пишет» очертания затонувшего предмета. А самолет, извини, от трактора или лодки сильно отличается! Длина твоего «груммана», если не ошибаюсь, тринадцать метров? Где ты такой трактор видел? А крылья? Даже если сломались, они же со дна никуда не делись. Увижу, не ссы! С гарантией тебе говорю – потому как прибрежное дно здешнее мне хорошо известно. Был бы на дне ил – вот тут, друг мой, гарантии давать было бы трудно: ил сильно искажает картинку на мониторе. Тем более если искомый объект в этот ил частично погружен. Но здесь ила нет и быть просто не может: рельеф простой, постепенно понижающийся. Постоянные приливы-отливы всякую дрянь либо на берег выносят, либо на глубину утаскивают. В общем, не ссы, парнишка, кипятком: если твой самолет здесь – отыщем!