Он знал, что самая ценная информация может стать пустышкой, если ее не обработать и не довести до нужных людей. Для того существуют картотеки и правила. Если каждый будет держать информацию при себе, это будет не разведслужба.

— Хорошо, допустим. Тебе нужен внешний аудит безопасности?

— Не только. Мне нужно понять, как крот выходит на связь с кураторами. Думаю, крот находится на связи постоянно, русские имеют к нему доступ каждый день. Если это так — он уязвим. Мы сможем его взять…

— Наша контрразведка ничего примечательного не докладывала.

— Надо всё пересмотреть. Где можно выйти с русскими на связь так быстро?

Сэшнс достал блокнот, чтобы переписать кое-какие данные.

— Может, совпадение? Невероятно, чтобы русские могли так быстро среагировать.

— И все молчащие агенты — тоже совпадение? Нас вскрыли.

— Хорошо.

В дверь постучали.

— Можно, сэр?

— Заходи. С мистером Сэшнсом вы вероятно еще лично не знакомы?

— Много слышал о вас, сэр.

— Надеюсь, хорошее.

— Это наш внутренний охотник на кротов. Всю информацию можно получить у него, и связь по нашему делу держать тоже с ним.

Вошедший протянул руку для рукопожатия.

— Олдридж Эймс[83]…

…

Тем временем, Мюрат Натирбофф находился в офисе генерального инспектора ЦРУ и врал, врал, врал…

Офис генерального инспектора — место скверное, хотя бы тем, что генеральный инспектор как бы расследует все, что происходит внутри ЦРУ и должен докладывать обеим комиссиям по разведке — и сената и конгресса. Генеральный инспектор неофициально считается третьим человеком ЦРУ после директора и ЗДО[84]. Но одновременно с этим он работает внутри ЦРУ и должен сохранять некую лояльность к тем, кто работает с ним, — иначе не оберешься неприятностей. С 22 января 1988 года эту должность в Лэнгли занимал Уильям Ф. Донелли.

Комната для допросов походила на полицейскую, хотя попросторнее и немного поуютнее, полиграфа в комнате на сегодня не было. Натирбофф мог обмануть полиграф, как и все оперативники его класса — но вряд ли обманул бы психолога. А с ним сегодня и разговаривала психолог — привлекательная дама средних лет, блондинка. Попросила называть себя Маршей и участливо смотрела. Это было ошибкой — Натирбофф был равнодушен к блондинкам-американкам средних лет. Он так до конца и не прижился в США.

— Вам удобно?

— Да, спасибо.

— Прежде всего, давайте определим границы. Это внутреннее расследование, оно не носит уголовного характера и призвано определить соответствие ваших действий этическим нормам и внутренним инструкциям Агентства. У вас нет адвоката, потому что все вами сказанное здесь не может быть использовано в суде. Нашу беседу слушает сотрудник юридического департамента агентства, он может в любой момент нас прервать. Максимум что вам грозит — увольнение. Вам понятно все из мною сказанного.

— Более чем.

— Да или нет. Это для записи.

— Да, мэм.

— Тогда приступим… Как вы познакомились с Арлекином?

Натирбофф мысленно выругался. По какому разу — пятому?

— Я не был знаком с ним лично. Я был знаком с его женой.

— Как это произошло, и когда?

— Что — это?

— Знакомство с женой Арлекина?

— В Ленинграде. В восемьдесят первом.

— Что вы делали в Ленинграде?

— Пытался получить информацию о разбившемся самолете с командованием Тихоокеанского флота.

— Вы получили ее?

— Да

— От Арлекина

— Нет, от типа по имени Артем. Он фарцовщик.

— Простите

— Фарцовщик. Тот, кто продает дефицитные товары.

— И откуда у него была такая информация?

— Фарцовщики знают все на свете.

— А подробнее?

Натирбофф вздохнул.

— В Советском союзе запрещено заниматься бизнесом, но это таких, как Артем, не останавливает. К нему обращаются все, кто хочет купить джинсы, или бутылку настоящего виски, или икру. Короче всё, чего нет в государственном магазине — а там мало что есть. Они получают информацию от всех, кто у них покупает.

— Как часть платы?

— И это тоже. Но если, к примеру, такие-то офицеры получат приличные боевые выплаты, и смогут потратить деньги, это интересно для таких ловкачей?

— Вероятно. И Артем был вашим агентом?

— Нет, не был. Я продавал ему виски и кое-что из одежды. Он пересказывал мне информацию, которая бродила в его среде.

— Слухи?

— В обществе, где нет свободной прессы, слухи редко ошибаются.

— Понятно. Но как насчет Арлекина?

— Я встретил его жену на вечеринке, которую устроил Артем.

— И вы поверили, что это случайность.

— А чем это еще могло быть?

— Например, операцией контрразведки КГБ.

Натирбофф засмеялся.

— Они так не работают.

— А как они работают?

— Грубо. Топтуны, дышащие тебе в спину. Одна и та же машина у тебя во дворе. Могут отправить комсомольцев и устроить провокацию. Могут избить.

Натирбофф не сказал, как он приручал своих топтунов. Он работал под журналиста, за ними так плотно не следили, как за сотрудниками посольства. Он выучил все свои смены — и заметил, что в одной из них филеры норовят уйти домой пораньше. Как то он подошел к ним и предложил не осложнять друг другу жизнь. Он утром говорит, с кем и где собирается встречаться, а они сами решают, проверять это или нет. У одного из филеров болела мать, он достал для нее американское лекарство. Другому купил джинсы для сына.

Но тут это вряд ли было правильно понято.

— Когда вы направились в Ленинград, за вами следили?

— Там всегда следят.

— Как думаете, они знали, зачем вы направляетесь в Ленинград?

— Если и не знали, то потом узнали. Я написал статью «Апельсины в снегу». За это мне как-то раз ночью прокололи все четыре колеса, когда статья вышла. Так они выражают свое неудовольствие, и это еще цветочки. Могут, к примеру, вывезти в лес, избить и оставить там, на морозе. У меня не было дипломатической неприкосновенности, со мной можно было сделать что угодно.

— Вернемся в Ленинград, если вы не возражаете. Что делала жена Арлекина на той вечеринке? Она тоже была… фарцовщицей?

— Нет, она была постоянным покупателем. Но это была не сходка фарцовщиков, вы ошибаетесь. Это был квартирник.

— Что такое квартирник?

— Люди собираются в квартире, общаются, поют песни. Часто на квартирниках бывают очень крупные деятели культуры, попасть на такой большая удача.

— Почему бы этим людям не собраться в кафе? — полюбопытствовала психолог.

Натирбофф усмехнулся.

— Видно, что вы там не бывали. Кафе там делятся на две категории. Низшая — это распивочная, где проводит время рабочий класс, что-то вроде британского паба, но без чувства личного пространства. В пабе люди весело проводят время, а там посещение подобных мест может закончиться больницей или просто подбитым глазом. Но есть и места получше. Там на входе стоит швейцар, он чаще