Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да… но вернемся к жене Арлекина. Она пришла на вечеринку как…
— Простой посетитель. Ценитель искусства.
— Кто там был еще?
— Несколько непризнанных поэтов, пара актеров, но их имена вам ничего не скажут. И фарцовщики. Они там договаривались о перепродаже пластинок и кассет с западными группами, это тоже незаконно.
Психолог внимательно посмотрела на Натирбоффа.
— Я задам вам личный вопрос. Вы переспали с женой Арлекина?
— Да, — просто ответил Натирбофф.
— Кто был инициатором, вы или она?
— Обычно инициатором бывает мужчина.
— Но она могла подтолкнуть вас к этому. Ненавязчиво.
Натирбофф покачал головой.
— Что?
— Сложно искать черную кошку в темной комнате, особенно когда там ее нет. Почему вы думаете, что это была ловушка? Я понятия не имел, кто она такая.
— Но потом она начала передавать вам сверхсекретную информацию.
— Не сразу.
— Кто был инициатором?
— Снова я.
— Вы предложили ей предать Россию?
— Я предложил ей достать настоящий бразильский кофе, — сказал Натирбофф.
— А она?
— Согласилась. Потом вышло, что у нее нет денег, но она как-то обмолвилась, что у ее мужа есть какие-то журналы. Я попросил их принести.
— И это оказались журналы «Военная мысль».
— Да.
— То есть, принося эти журналы, она понимала, что совершает акт предательства? Она знала, что вы работаете на ЦРУ?
— Она знала, что я журналист и антисоветски настроен. Я сказал, что эти журналы можно хорошо продать на Западе.
— И она согласилась. Вот так просто.
— В СССР продавать с рук запрещено, но, тем не менее, все что-то продают. Она продавала то, что было у нее под рукой, и то на что был спрос.
— Ваш спрос.
— Да. Мой.
— Хорошо, еще один вопрос. Как долго вы поддерживали интимные отношения с женой Арлекина?
— Я их не поддерживал. Это был один раз.
Это было ложью. Как и многое, что было сказано до этого.
— В какой момент она поняла, что вы работаете на ЦРУ?
— Мы об этом не говорили.
— То есть, она так и не осознала, что является нашим информатором?
— Не обо всем нужно говорить вслух.
— И тем не менее…
— Послушайте, мэм, — сказал Натирбофф, — вы, вероятно никогда не работали ни с одним агентом за Железным занавесом. И вообще не работали ни с одним агентом-славянином. Иначе бы не задавали идиотских вопросов. Там — в СССР — предательство считается самым тяжким грехом, тяжелее, чем ложь, тяжелее, чем убийство. У предателя нет и не может быть никаких оправданий; предателя надо опозорить и уничтожить, исторгнуть из общества. И, тем не менее, есть смелые люди, которые вступают в единоборство с чудовищной коммунистической машиной уничтожения. К таким относится Арлекин; но, тем не менее, и он сам, и его супруга нуждаются в самоуважении. Стремясь выжить, люди там научились говорить без слов, так чтобы не услышали стукачи и не донесли. Понимали ли они что делают? Да, понимали. Говорили ли мы с ними об этом? Нет, мы никогда с ними об этом не говорили, чтобы не поставить в неприятное положение ни их, ни меня. Здесь, в США люди обожают заключать сделки. Обожают обговаривать условия сделок. Обожают говорить в лицо всё, что думают. Но если вы попытаетесь вести себя так и там, за Железным занавесом, ничего хорошего из этого не выйдет. Вы просто попадете в психушку или в ГУЛАГ или погибнете. Там надо уметь молчать. И договариваться глазами, без слов. Вам это понятно?
Психолог сняла очки и положила их на стол.
— Причины, почему я задаю вам эти вопросы, имеют не только профессиональные, но так же юридические и этические причины. Приобретая агента, мы в какой-то мере принимаем на себя ответственность за его судьбу, и мы не можем просто так отмахнуться от него, когда он попал в беду. Но для этого надо, чтобы мы понимали, что у нас есть этот агент, и что сам агент понимал, что он работает на нас и сделал к тому определенный выбор. Если, к примеру, какой-то шифровальщик унёс домой книгу шифров, и мы проникли в его квартиру и сняли копию — тем самым мы не приобретаем никаких моральных обязательств по отношению к этому шифровальщику.
Натирбофф сделал протестующий жест рукой.
— Дайте договорить. В нашем случае мы стоим перед непростым выбором. У нас был агент, мы получали от него информацию, но о том, что у нас есть агент, мы узнали только тогда, когда у него начались проблемы. Потому что в нарушение внутренних инструкций курирующий офицер не внес агента в картотеку. А теперь выясняется, что агент даже не осознавал — по крайней мере, четко и недвусмысленно — что он работает на нас. Договоренность глазами — это очень и очень сомнительная договоренность.
Натирбофф стиснул зубы, чтобы сдержать гнев.
— Мэм, — сказал он, — неприятности у моего агента начались после того как его внесли в картотеку. До того он работал шесть с лишним лет, передавая стратегически важную информацию. И будьте уверены, я всё это так не оставлю…
Вашингтон, округ Колумбия. Март 1989 года
Тем временем, Роберт Гейтс находился в Вашингтоне, где пытался найти какие-то концы, обезопасить себя, Натирбоффа и попытаться как то решить проблему неожиданно появившегося агента…
С этой целью он нашел Джорджа Тенета[85]. Тот был начальником штаба (исполнительным директором) сенатской комиссии по разведке и испытывал проблемы с продвижением по службе, потому что был православным. Он был потомком греков, родители спаслись из страны на британской подводной лодке…
Договорились встретиться в кафе, подальше от Капитолия. Вокруг Капитолия уже был наведен порядок, не то, что было еще несколько лет назад, когда на огромным стоянках Капитолия можно было встретить негритянского подростка с ножом. Но и светить встречу не стоило.
Тенет сидел в кафе, когда он прибыл. Он был молодым для такой должности, выглядел как араб — но прекрасно умел составлять планы, которые будут реализовывать другие люди…
— Дела действительно плохи?
— Местами, — Гейтс занял место напротив, — кофе.
— Черный, с сахаром?
— Просто кофе.
— Хорошо, сэр.
Тенет заказал себе со сливками.
— Все так плохо, Боб? — поинтересовался он, когда принесли заказ.
— Более чем.