середине пустого пространства. Он тоже смотрел на нас. Забрало поднято. Его лицо было перекошено, как будто ему стакан лимонного сока в рот влили. И не только в рот. Наверное, именно так и выглядит крайняя степень ненависти.

Отец перегнулся через каменные перила и, неожиданно громко, крикнул:

— Значит, теперь вы все тут сгорите!

Не уверен, что отец разглядел там, внизу Гонората. Но мешать ему, когда он снова простер руки в сторону двора, никто не стал. Я например, даже от каменных перил отодвинулся — похоже я теперь даже на шашлык смотреть не могу.

Снова зловещий, низкий, нарастающий гул и язык пламени рвущийся к новым жертвам. Но в этот раз, навстречу ему полыхнул такой же. Две стихии столкнулись и расплескались по всему внутреннему двору. Вот теперь это напоминало взрыв — пламя с ревом рвануло в стороны, лизнуло стены, перекинулось через каменные перила, со звоном выбило окна. Я упал на землю и отполз от края. Сильная, твёрдая рука поставила меня на ноги и я увидел перед собой Пера. Он уже был в шлеме с открытым забралом. В руках — здоровенный прямоугольный щит сложной формы. Таким пехотинцы прикрывают в бою магов и предводителей.

— Иди и защити сестру! — проорал мне в ухо Пер, развернул и подтолкнул меня в нужном направлении. Я, слегка ошалело пробежал пару шагов. Прежде чем чем начал переставлять ноги осмысленно. И тогда уже побежал целенаправленно. Поворот, в конце галереи дверь в мои покои. Я пробежал по направлению к ним несколько десятков шагов а потом не выдержал и остановился. Подошел к перилам, глянул во двор.

Все было затянуто дымом и… Это что, снег? Я поймал дымящиеся хлопья и разглядел на ладони два обгоревших розовых лепестка. Красный и белый. Бросив взгляд на цветочный садик я увидел только тлеющие пепелище. Сейчас я оказался сбоку, и смог рассмотреть происходящее чуть получше. Гонорат — вот кто пытался бросить вызов моему отцу. В отличии от него, Гонорат принял позу куда более зрелищную. Одна рука, с мечом, откинута назад, вторая вытянута вперед — смотрится хорошо. Поток огня исходящий от Гонората, если и уступал отцовскому, то не на много. Две стихии схлестнулись и пожирали друг друга. Прямо встречный пал. Поза у Гонората может и выглядела лучше, но оказалось не очень практичной — перепуганный конь под ним, не выдержал огненного ада вокруг, заржал, встал на дыбы и прыгнул в сторону. Гонорат свалился с него, потеряв концентрацию и перестав испускать огненный поток. Как будто с ленцой, пламя отца преодолело несколько метров и лизнула камни мостовой и самого Гонората. На моем брате вспыхнула одежда, но он не закричал, а перекатился в сторону, уходя из-под удара. Видимо, спасли доспехи. Ему уже спешили на помощь — пара человек схватили его под руки и потащили в сторону, а один встал перед ним, держа архаичный круглый бронзовый щит.

Вот к ведьме не ходи — артефактная штука. Слишком красивый, покрытый узорами и изящными барельефами. И я оказался прав — воздух перед щитовиком сгустился, по земле застелился иней вскипая и испаряясь рядом с огненным штормом. Огонь разбивался о невидимую стену перед бронзовым щитом, с низким гулом. С таким звуком, как будто недовольно рычал. Похоже на магию воздуха, артефакт создал какой-то воздушный щит. Щитовик покачнулся под напором огня. И упрямо пошел вперед. Пламя бессильно билось вокруг, очерчивая правильную полусферу.

Я услышал отрывистый приказ на железном наречии. Неприятный язык, лают как собаки. Щитовик медленно двигался вперед, преодолевая огненный шквал. И за ним потянулись его дружки. Все еще осторожно, не стремясь стать ему за спину — похоже никто не был уверен, что щит передюжит огонь Старого Змея.

Многие делали вид что очень заняты — демонстративно разряжали арбалеты в сторону отца и прятались в нише ворот, их перезаряжая. Послышались новый лай команд. Я посмотрел на отца. Тот выглядел… Уставшим. Пер и еще один из наших стражей стояли рядом, по возможности прикрывая его щитами — но им мешал жар от огня его рук. И тут, прямо на моих глазах, в левую сторону груди отца воткнулся арбалетный болт. Огонь испускаемый им стал уменьшаться. Внизу раздались радостные крики. Я машинально перевел взгляд вниз, увидел как довольный щитник радостно машет рукой, зовя остальных за собой, и идет вперед, к лестнице. Все еще осторожно, не переставая прятаться за щитом. И за его спиной, из темноты, выступает фигура в длинном плаще и уродливой маске. Это Пёс, а в его руке длинный изогнутый нож. В отблеске от огня лезвие кажется оранжевым. Пес подбегает к недоуменно обернувшемуся на него мечнику и ловко взмахивает своим странным оружием. И разрезает ему шею, начиная от левого уха и заканчивая правым. Рана раскрывается, как будто у щитовика появился на шее еще один рот, блюющий кровью. Пожалуй, я бы еще мог его спасти, но не уверен. Северянин начинает падать, но в последнем, отчаянном усилии разворачивает щит, так хорошо послуживший против огня, но не спасший его от стали — и Пса, который почти успел ускользнуть, словно великан пинает в бок. Пес отлетает в сторону, живым снарядом ударяется в охваченную пламенем телегу со снедью. Неуклюже там ворочается — похоже что-то повредил при падении. К нему подбегает темная фигура, замахивается топором — и падает на спину. Я вижу рукоять метательного ножа в глазнице нападавшего. Пес наконец поднимается, чтобы тут же получить два арбалетных болта в ногу и бок. Он все равно упорно ковыляет прочь, но его нагоняют. Короткая схватка и на земле лежит отрубленная рука, все еще сжимающая топор, а её хозяин вопит, скрючившись рядом. Но и Пёс тоже на земле — его, снова и снова, тыкают копьем, рубят топором. Он на секунду затихает, а потом делает неожиданный взмах и еще один из нападавших кричит и падает, держась за ногу. Похоже, перерезано сухожилие над пяткой. Калека.

Остальные удваивают усилия, с остервенением кромсая Пса. Кто-то срывает уродливую кожаную маску и я вижу залитое кровью лицо слуги, который ходил с винным кувшином за мной на пиру. Это было… Сегодня?

Он тоже видит меня. Смотрит прямо мне в глаза и пытается что-то сказать. Из его рта вылетает только кровь, но я читаю по губам — “Беги!”.

Этот безмолвный приказ, словно пощечина, приводит меня в себя. Я вздрагиваю, бросаю взгляд в сторону отца — Пер и остальные тащат его прочь, за спасительные двери Большой гостиной.