Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Два стражника шли впереди и кричали, освобождая проход колонне, окружённой десятком такими же стражников. Внутри оцепления шли как женщины, так и мужчины: кто-то радостно и довольно улыбался, а кто-то нервно озирался по сторонам взглядом загнанной в угол крысы. В самом начале колонны, сразу за двумя стражниками, шёл писарь. Однозначно: они все держат путь из здания суда.
В прошлом году, как раз из-за наплыва благородных, обычную процедуру правосудия изменили на это извращение. Те благородные, кто попадал в зал суда, жаловались на необходимость касаться того же кристалла, что и простая чернь. Вот ради их удовлетворения и пошли на столь странное решение: теперь судебные разборки между простым народом хоть и проводили в суде, но часть с дознанием — у церковного кристалла. Представляю, как весело и интересно судьям дожидаться, пока вся эта процессия сходит до церкви и вернётся обратно.
Колонна быстрым шагом скрылась за широкими, массивными дверьми и народ, постепенно заполнив свободное пространство, принялся обсуждать только что увиденное.
Зашедшая толпа в церковь — несомненно полезна. По крайней мере, теперь точно ничто не прервёт будущий разговор с церковником. Надо будет только дождаться очереди. Вот что-то, а очереди в церкви движутся достаточно быстро. Особенно под аккомпанемент светового представления.
— Мама, пошли посмотрим, — писклявый юный голос звучал совсем недалеко от меня.
— Куол, стой.
— Ой.
— Куол!
— Прости…
Только я решил направиться вслед за колонной, как в меня что-то врезалось. Правая нога почувствовала лёгкий толчок, а за ним прозвучал глухой удар о каменную поверхность улицы. Это оказался маленький мальчик, поддавшийся любопытству. Надо отдать должное его родителям: они хорошо воспитали своего сына, раз он сразу же решил извиниться.
Но стоило повернуть голову, и мальчик тут же смолк. Раскаивающееся выражение лица моментально стёрлось гримасой животного страха, а глаза наполнились слезами. Он заплакал и стал громко звать маму.
Женщина тут же подбежала и опешила, увидев меня. Коротко извинившись, она подхватила сына на руки и ушла прочь, на ходу успокаивала ребёнка. Мальчик же так и продолжал громко плакать, а сквозь слёзы он кричал, что не хочет быть украденным и съеденным.
Надрывистые крики привлекли ко мне внимание толпы, а вместе с ним пришли и презрительные взгляды. Мне ничего не оставалось, как поторопиться и зайти в церковь.
Колоссальных размеров зал освещала несчётное количество свечей. Они были везде: на высоких колоннах и на стенах, горя в витиеватых подсвечниках. Гладкий каменный пол, ковровые дорожки: всё во внутреннем убранстве церкви было прекрасно. И чисто. Конечно, если внимательно присмотреться, то можно заметить свежую, буквально двухдневную копоть от пламени свечей. Но очернять стены она недолго будет, ведь церковь — вместилище богов, а значит должна быть идеальна. И финансы на достижение идеала у церковников есть, учитывая, что все операции с порчеными предметами проходят только через церковь.
Под каждым витражом стоял небольшой помост и тумба. Рядом с ней был служитель того или иного бога из причудливого пантеона. Ряды длинных скамеек занимали почти две трети зала, а в конце, в самой дальней части от входа, было каменное возвышение. Там стояла кафедра, которую обычно занимал священник каждый раз, когда читал проповедь. Но сейчас она отодвинута к стене.
На возвышении стоял массивный, широкий и длинный стол, а на нём — постамент с кристаллом белёсого цвета высотою в метр. Рядом со столом стоял разумный в робе священника и взмахом скипетра приглашал подойти к кристаллу. Перед возвышением толпилась та самая колонна со стражниками. Писарь проговаривал имя, названный выходил из толпы и шёл к кристаллу, или стражники вели его под руки. Священник произносил молитву, писарь оглашал вопросы и разумный отвечал на них.
Звучала правда и ничего не происходило. Если же ответом была ложь, то кристалл светился одним из трёх цветов. Зелёный, если была ложь во спасение — когда кто-то врёт, беря вину на себя, пытаясь спасти кого-то, или если его заставили. Горел синий, если было что-то скрыто, недосказано. И красный цвет, которым слишком часто светился кристалл — реакция на самую откровенная ложь. Когда вместо «да» сказали «нет», а вместо «нет» произнесли «да».
В самой церкви прихожан было немного, моё появление осталось незамеченным. Я прошёл чуть в сторону и сел на одну из крайних скамеек. Так или иначе, мне тоже придётся пройти через процедуру дознания, но сначала надо дождаться очереди.
Время шло, кристалл постоянно светился красным и лишь изредка другим цветом. Количество не допрошенных медленно, но уверенно сокращалось.
—… я так и не поняла: что тебе надо будет сделать?
Ко мне приближались три работницы церкви. Они шли рядом со стеной, и я не мог их видеть. Но чем ближе они подходили, тем отчётливей их было слышно.
— Стать кормилицей, как молоко пойдёт.
— И ты согласилась?
— А что ещё…
— Думай, что говоришь Агна.
— Прости, я не хотела. Я просто зла на его родителей: как они вообще могли так поступить?
— Вот так и посту…
— Тише, тише.
Работницы остановились недалеко от меня. Чуть повернув голову, я боковым зрением смог разглядеть их.
Девушка с длинными волосами, собранными в пучок, утешала и нежно гладила по плечу другую, стоявшую рядом и держащуюся обеими руками за большой округлый живот, выпиравший сквозь широкую мантию. Третья же, с короткими волосами, смотрела на беременную взглядом, полными сочувствия и раскаянья.
— Успокойся, подумай о ребёнке, тебе нельзя волноваться. Позволь мне.
— Ничего страшного, я в порядке.
— Послушай, Агна, — длинноволосая обратилась к коротковолосой, — Такое может быть, что его родители готовили другую судьбу своему сыну. Напомнишь мне, кто они?
— Ремесленники, детали для телег делают.
— Вот видишь. Может быть, они планировали его посватать с такой же по статусу, но Мила лишь простая крестьянка.
— Была до того, как мою деревню разграбили, пока я была в городе. Теперь я нищая.
— Тихо, тихо. Ну какая же ты нищая?
— Вот именно: как можно быть нищей с таким женихом-то?
— Разумный, отказавшийся от семьи ради любимой — вот истинное богатство. Он ведь работает развозчиком, деньги для тебя и ребёнка собирает. Ну как ты можешь так себя называть?
— А когда ребёночек родится, так ты вообще будешь самой-самой счастливой мамой. Я уверенна, что это будет самая красивая девочка на свете!
— Спасибо вам, — девушка с животом легонько шмыгнула носом.
— Ты же с ним тут, в церкви впервые увиделась?
— Да, во время обеденной службы. Я тогда официанткой работала недалеко. Я вот тут сидела, где сейчас…
— Вы трое, как вам не стыдно? — девушек прервал ещё один женский голос, но уже более зрелый.
— Ой, а мы…
— Агна, не мычи. Прекращайте отлынивать от работы. Вечером ещё успеете обсудить всё что удумаете.
— Мы уже идём.
— Мила, подожди.
— Настоятельница?
— Не волнуйся, я хочу поздравить тебя. Ты уже повязала амулет ему на шею?
— Да, ещё перед обеденной службой. Все узлы по несколько раз пересчитала.
— Ленты в узлы вплела?
— С-синяя, жёлтая, з-зелёная, повторить.
— Прекрати волноваться: теперь с вами двумя… тремя будет всё хорошо. Ступай работать.
— Да, настоятельница. Спасибо.
Судя по звуку шагов, те двое ждали подругу чуть поодаль и, как только встретили, быстро направились куда-то прочь. Звук шагов, принадлежащих настоятельнице, наоборот, стал усиливаться. Пока не прекратился где-то рядом со мной.
— Вы ждёте службу?
— Нет.
Я повернулся и посмотрел женщине в глаза. Мою голову скрывал капюшон и только сейчас она увидела моё лицо. И удивилась. По крайней мере расширившиеся зрачки и чуть приоткрытый рот явственно намекали на это. Если судить по её лицу с морщинками в уголках глаз — она уже многое повидала в своей жизни. Но ей в диковинку видеть ксата, добровольно зашедшего в церковь. Хотя я и до этого заходил сюда, и она должна была меня запомнить, или принять тот факт, что ксат может зайти в эту церковь.
— Вы, наверно, ошиблись — здание ваших сородичей в другом месте.
— Я не ошибся.
— Вам предстоит пройти дознание… Вы ведь в курсе, да?
— Я знаю о прохождении процедуры практически всё. Благодарю.
Женщина легонько кивнула в знак прощания и направилась