– Думаю, сбежала. Шарахнула своего бывшего благоверного по тупой башке вон той собачьей головой, – Атаманов нарочито сделал нажим на слове «бывшего», чем снискал очередной презрительный оскал собеседника, – и сбежала…

– Но зачем? Чего она все шарахается из стороны в сторону?

– А чтобы ты сделал на ее месте? Трупы не успевают отпочковываться. – Он вовремя прикусил язык, едва не проговорившись по поводу Мельника. – Причем все в непосредственной близости от нее. Ты пасешь… Наверняка и про место на кладбище слышала.

– Чушь собачья! Не знаю, кому это было нужно! Не было никакого места. Такие же вон, как эта старая дура, наверняка напридумывали. Кстати… – Он остановился у входа и, задержав одного из сопровождающих, что-то ему зашептал на ухо. – Только потихоньку. А то начнет визжать…

Атаманов, поняв, что готовится наказание Маргарите Николаевне, хотел было вступиться, но потом передумал. Поделом старой мымре! Ишь чего удумала: собственную невестку продавать бандитам. В чай чего-то там насыпала… Нервно-усыпляюще-паралитического…

Они вышли на улицу и рассредоточились по машинам. Ночь вовсю властвовала над городом, не удосужившимся высветить улицы светом фонарей.

– Экономят все, мать их!!! – грязно выругался один из парней Филона, споткнувшись у подъезда. – Хоть бы одно окно светилось…

– Поздний час… – задумчиво обронил Филон, пробираясь по двору почти ощупью. – Ну ни черта не видно!!!

Единственный, кому в этом виделись явные преимущества, была бедная Настя, молча лежавшая съежившись под кустами смородины, только зубы ее от ужаса выколачивали дробь.

Ей бы встать, пока бандиты скрылись в подъезде, да бежать к машине, благоразумно припаркованной за мусорными ящиками, да ноги отказывались слушаться.

– Умру вот так вот здесь от передозировки, – тихонько всхлипывала она, слизывая кончиком языка слезы. – Чем-то старая сука траванула меня капитально…

Сдавленный визг «старой суки», что-то втолковывающей визитерам, пролил хоть немного бальзама на ее израненную душу. Но длилось это недолго. Парни опять гурьбой высыпали на улицу. Покурили, стоя у подъезда и дожидаясь Филона с Атамановым, затем медленно двинулись к машинам. Сидевшие в обнимку на скамейке ее покойные тетка с дядей посмотрели им вослед и осуждающе покачали головами. Почему-то это видение больше всего волновало в данный момент Настю. Слышала однажды, как кто-то в учительской рассказывал, будто бы людям перед смертью являются умершие родственники. А ну как раз эти два призрака и явились для того, чтобы ее сопроводить в мир иной?!

– Я не хочу умирать, – еле слышно пискнула Настя, продолжая тихонько и безнадежно плакать. – Я еще ничего хорошего не видела в этой жизни, чтобы с ней вот так запросто распрощаться…

«Я еще не успела насладиться любовью! – хотелось ей крикнуть досаждающим ей своим присутствием покойным родственникам. – Я еще не успела узнать, что такое любовь! А я хочу любить!!! Я хочу вон того мужика, в чью сторону вы посмотрели с таким осуждением!!! Я хочу его тела, его рук, его губ!!! И ступайте прочь отсюда, оставьте меня в покое!!!»

Но подобные вольные откровения остались лишь в ее голове и сердце. Выдать вслух она их не решилась. Тетка и дядька с их пуританским воспитанием вряд ли смогли бы понять ее и уж тем паче не приняли бы эти доводы как основание для ее задержки на этом свете. Они просто смотрели теперь во все свои глаза на валявшуюся под кустом смородины племянницу и таяли…

Точно! Настя от неожиданности даже перестала плакать и потерла глаза. Так и есть – привидения исчезли. То ли действие наркотика начало ослабевать, то ли они решили оставить бедную девушку доживать свои дни, как она того пожелает. Но факт оставался фактом – скамейка была пуста. Как, впрочем, и весь двор. Пока она предавалась бессловесным разговорам с фантомами, бандиты со двора съехали.

Боясь всласть порадоваться этому двойному освобождению, Настя на четвереньках проползла вдоль кустов смородины до самого угла дома. Там она приостановилась, восстановила дыхание, с шумом вырывающееся из ее груди, и, поднявшись во весь рост, прижалась к шероховатой стене. Теперь предстояло сделать главное – быстро, лучше бегом, пересечь двор и добраться до припрятанной машины. Настена опасливо подняла голову и поглядела на свои бывшие окна. Не заметив там силуэта любезной свекрови, потрусила к мусорным ящикам.

Машина была на месте. Вибрирующими от страха и слабости пальцами Настена достала ключи из кармана атамановских джинсов и, открыв дверцу, рухнула на водительское сиденье. Мотор заурчал, и машина плавно двинулась со двора.

Теперь бы не отключиться, сидя за рулем, да никаких привидений больше не встретить на пути к улице Фестивальной, а там, что бог пошлет.

Но господь, милостиво помогавший ей всю дорогу и убравший с проспекта весь встречный транспорт, преподнес ей напоследок сюрприз совсем не лучшего свойства. А именно: стоило только Насте переступить порог своей квартиры и, тщательно заперев входную дверь, войти в свою единственную комнату, как в ее кресло сизым облачком слетело очередное привидение и самым наглым образом начало принимать очертания человеческой фигуры.

– Чего тебе нужно? – сипло пискнула она, медленно оседая и усаживаясь мягким местом на пол. – Оставьте меня все в покое…

Привидение не ответило, что было и неудивительно, шевельнулось в кресле и вдруг быстренько материализовалось в образ покойного Мельника.

– Ой! – вскрикнула Настя, заметив, как это нечто ей подмигнуло. – Ты за мной?!

Фантом Мельника ощерил огромных размеров пасть и согласно кивнул.

– Хорошо, я сейчас, – покорно кивнула Настя и, шарахнувшись со всей силой головой о пол, опрокинулась в обморок…

В предрассветных сумерках кожа Елизаветы отливала матовым блеском. Плавные изгибы фигуры, кое-где прикрытые одеялом, словно были созданы для того, чтобы их ласкала мужская рука.

Не выдержав, Борька нежно провел ладонью по ее животу.

– Чего не спим? – Лиза, не поднимая головы, приоткрыла один глаз. – Который час?

– Спи, малыш. Рано еще… Ты проспала почти сутки… – Рука его скользнула ей на грудь и ласково ущипнула сосок. – Ты необыкновенно хороша, Лизонька. Необыкновенно…

– Ты сильно переживаешь? – Лиза, уловив горестные нотки в его голосе, пододвинулась и прильнула к нему всем телом. – Боренька, расскажи мне все… Тебе будет легче…

Он прерывисто вздохнул и прикрыл глаза растопыренной пятерней. Тело его мелко задрожало, и девушка поняла, что он плачет. Немудрено, конечно, рассопливиться, потеряв в одночасье мать и двух братьев, но ей-то это зачем? Сейчас каждый их шаг, каждый вздох под контролем. Мало Атаманова, так и Филон на измену подсел…

Она принялась гладить Бориса по груди, попутно сцеловывая слезы с его лица.

– Боренька, миленький, – ворковала Лиза. – Ты поплачь, поплачь, тебе легче будет.