— Да мы не…

— Брат Гонсало рассказал мне все, и я с ним согласен, — недобро прищурился отец Хубер. — Кроме вас, на перевале в то утро никого не было, ни одного человека. Так что, кроме вас, некому. К тому же вы сразу же показались брату Гонсало весьма подозрительными, и дурные предчувствия его не обманули! Игнасио и Ансельм… Ах, бедняги, бедняги… Вы просто перерезали им обоим горло, ограбили… остальное доделали волки, привлеченные свежей кровью.

— Святой отец!!! Вон у нее что на шее-то, гляньте! — один из парней сорвал с тонкой шеи Аманды деревянную облатку-амулет…

— Ай-яй-яй, — покачал головой отец Хубер. — Амулет-то — Игнасио. Вон и буквы — «И», «С», «Я» — Игнасио и Святой Яго. Теперь уж вы не отвертитесь, нет!

— Да он же сам мне его подарил, господии-и-и… — Надрывно закричав, Аманда зашлась в рыданиях. — Са-ам… Неужели его убили? Их обоих… но это… это точно не мы.

Девчонку никто не слушал, дюжие послушники живо приволокли схваченных беглецов в монастырь и ввергли в темный и сырой подвал, больше напоминавший склеп.

* * *

Потолочный люк с грохотом захлопнулся за Егором… Куда бросили девушку, князь пока не знал, наверное, куда-то рядом… Ага, так и есть: вон что-то грохнуло.

Господи! Действительно влипли. И амулет еще этот, как назло… Железное доказательство!

Боже, боже! И что теперь делать-то? А что-нибудь да делать, не сидеть же сложа руки в ожидании казни или — уж в самом лучшем случае — бессрочной каторги. Ворочать тяжелым веслом на галерах — тоже не самое лучшее дело, нет… Надо все четко вспомнить — как тогда было, когда послушники ушли, и… Вспомнить, да. Вспомнить! Восстановить истину… которая, однако, может статься, никому здесь и не нужна! И правда: убийцы схвачены, под пытками обязательно признаются, чего ж еще надо-то? Тем более если учесть, каким торжествующим взглядом проводил пленника гнусавый брат Себастьян. Помнит небось удар, сука. Хороший был апперкот… или хук? Нет, апперкот все-таки…

* * *

Очень красивый человек с чуть вытянутым, обрамленным небольшой рыжеватой бородкой, загорелым лицом поправил на тщательно расчесанной шевелюре синий бархатный берет с павлиньим пером и задумчиво посмотрел на обитель Святого Бернарда. Светлые, слегка навыкате глаза его неожиданно сверкнули ненавистью и каким-то непонятным гневом. Впрочем, этот щеголь — а было сему красавцу вряд ли больше тридцати — справился со своими эмоциями весьма умело и быстро, вновь приняв вид беспечного прожигателя жизни, судя по одежде и короткому мечу — благородного кабальеро, а как же, или уж в крайнем случае — богатого купца.

— Эй, парень! — оглянувшись по сторонам, он подозвал случившегося поблизости мальчишку-нищего — кудрявого, с антрацитово-черными глазами оборванца. — Знаешь, где Черная Башня?

— Да, благородный сеньор.

— Беги туда, сыщешь начальника стражи по имени Альфредо Космач. Передай, что Алонсо де Ривера ждет его срочно… ммм… вот в этой таверне.

— Таверна «У Святого Бернарда», — тут же подсказав, оборванец протянул руку: — А-а-а…

— Вот тебе, — в подставленную потную ладонь упали три серебряные монетки размером с ноготь. — Приведешь — получишь еще столько же.

— Да пошлет вам Господь удачи, щедрейший сеньор!

* * *

Для Средневековья пословица «от сумы да тюрьмы не зарекайся» оказалась актуальной, как никогда. Вожников усмехнулся — который раз он уже в узилище? Ого, и не сосчитать, да и ни к чему — все ведь как-то обходилось раньше: либо из тюрьмы Егора все-таки вызволяли, либо он выбирался сам. Кстати, а почему не было никаких видений? Потому что расслабился, много выпил? Алкоголь действует на способность предвидеть угнетающе… хотя, может, и не в вине тут дело, просто ничего такого страшного с ним в этой темнице не случится… что было сейчас весьма приятно осознавать.

Гремя цепями — заковали все-таки, дьяволы! — Егор походил по подвалу, даже — с трудом — дотянулся до узенького, забранного толстой решеткой оконца, пролезть сквозь которое могла бы разве что кошка, так что никакой надобности в решетке не имелось, так, если только для порядка — чтоб было! В окно не сбежать, в двери — крепкие, дубовые, еще и обитые широкими металлическими полосами — похоже, тоже нечего и пытаться — засов уж точно не вышибешь. И стены — отсыревший камень — внушали мало оптимизма, оставалось лишь одно — тюремщики, люди. Человеческий фактор всегда являлся самым уязвимым, ведь никто никогда не знает, что у кого в голове. У каждого — свои тараканы, и вот с этими тараканами-то и нужно было играть, а для начала — их вычислить, для чего существует добрая беседа.

Увы! Зашедшие к вечеру монахи — те самые угрюмые оглоеды-дубинщики, уже сталкивавшиеся с Вожниковым, вернее, с его кулаками — никакого дружелюбия не проявляли, даже не разговаривали, лишь презрительно щурились да — помня о прыти князя — ежесекундно были настороже, многозначительно поигрывая дубинками. Хотя — что такого мог сделать тюремщикам скованный по рукам и ногам узник? Ничего. Лишь разговор затеять.

— А сыровато тут у вас что-то. Видать, водоотвод давненько не делали, а?

Никакого ответа!

Молча поставив кружку с водой и какую-то размазню в глиняной миске, монахи удалились, не забыв запереть дверь на засов. Появились вновь минут через двадцать и забрали кружку и миску.

И опять — ни слова! Даже не шипели злобно что-нибудь вроде: «Ну, теперь-то мы, злодей, с тобой посчитаемся, все-о припомним!» И это было плохим знаком, дубинщики вовсе не напоминали интеллектуалов, нет, ими руководил кто-то очень умный… Брат Себастьян? Или все же отец Хубер? Так он что, не особо торопится к Святой Монтсерратской Деве?

Вожников ждал допросов, на которых мог бы попытаться хоть что-то доказать. Увы, на двое суток о нем просто забыли, а на третьи — судя по тьме за решетками, уже ночью, — кто-то осторожно скрипнул засовом.

Егор не спал, просто подремывал, размышляя о сложившейся нехорошей ситуации, и, услыхав необычный для этого времени шум, насторожился. Вскочил, подобрался к выходу… Предательски звякнули цепи, дверь приоткрылась…

— Не спите, сударь? — тихо поинтересовались на латыни.

— Как видите, нет. — Заинтригованный узник силился рассмотреть незнакомца — увы, тут и кончиков пальцев нельзя было увидеть: тьма, хоть глаз выколи! И все же князь спросил: — Кто вы? И зачем пришли?

— Вас завтра казнят, — шепотом отозвался неведомый ночной гость. — Отрубят голову за двойное убийство. А напарницу вашу скорее всего сожгут… хотя не уверен — могут и повесить.

Егор сразу же оценил информацию, ради которой незнакомый друг — хотелось бы верить, что друг, — не поленился (и не побоялся) произнести столь длинную фразу. Надавил — это понятно, непонятно только — зачем?

— Если хотите остаться в живых, идемте со мною.

Ага, вот зачем! Что ж… наверное, следует воспользоваться предложением.