Его голос был твердым, но он двигался медленно и выглядел уставшим, когда уходил спать. Посреди ночи она подумала было, что пора оставить его, но чувствовала такую слабость… и внутри тут же поднялась волна протеста. Боль от молний потеснило необъяснимое желание быть рядом, и сосредоточилось оно у нее в груди. Будь там сердце, сейчас оно бы наверняка забилось чаще. Если бы ей был нужен воздух, у нее бы перехватило дыхание.

Подняв голову, она прислушалась к залитой уличным светом тишине, которую рассеивал только его тихий храп. Он был первым живым существом, рядом с которым она провела столько времени, и что-то в ее груди снова сжалось. Давно забытое, но мягкое, и она неожиданно почувствовала внутри тепло, в первый раз за всю вечность, и не хотела, чтобы оно исчезало.

Внезапно храп прекратился, словно он перевернулся на другой бок или накрылся одеялом с головой, но она вдруг поняла, что теперь была совсем не против тишины.

Глава 4

Когда Матвей проснулся, между тонкими занавесками пробивался дневной свет. Он был в отпуске, и это воспоминание заставило плотнее закутаться в одеяло. На улицах стало еще больше велосипедистов и скейтеров, как и отчаянных садоводов, и он мог лишь догадываться, с чем придется столкнуться через неделю. Годы работы научили его быть готовым к любым неожиданностям – пожалуй, кроме встреч с прекрасным воплощением Смерти. Он гадал, растворилась ли она в воздухе к этому моменту или осталась, и не мог понять, чего ему хотелось бы больше. У него остались к ней вопросы, и главными были – что она пытается узнать? Что было в их первом и единственном поцелуе? Но Матвей решил, что задаст их позже. Вчера она выглядела почти больной… если это вообще было возможно.

В горле пересохло, и он выбрался из постели, обнаружив, что забыл принести в комнату стакан с водой. Осторожно открыв дверь, Матвей первым делом увидел Смерть: она лежала на диване в той же позе и не двигалась. Он подошел к ней, с тревогой заметив, что ее губы были плотно сжаты, словно она сдерживала боль.

При его приближении ее глаза открылись, и она посмотрела на него.

– Матвей.

Матвей присел на корточки, игнорируя возникшее внутри напряжение, когда она произнесла его имя.

– Ты была здесь всю ночь? – после сна его голос прозвучал хрипло, и он прочистил горло.

– Я говорила, – тихо сказала Смерть. – Я больше не хочу исчезать.

Прошло несколько секунд, и она действительно оставалась на месте, откинув голову на подушку. Он догадывался, что должен был что-то сказать, а не сидеть здесь открыв рот, и решил действовать в знакомой для себя роли.

– У тебя что-нибудь болит?

– Нет. – Ее губы в изумлении дернулись вверх.

– Ты чувствуешь тревогу или страх? Ты говорила, тебя беспокоят воспоминания.

– Здесь мне очень хорошо. Но после вчерашнего совсем не осталось сил.

Матвей был очень рад услышать, что ей не стало хуже, но постарался сохранить ровный тон.

– Я… если позволишь. – Он поднес руку к ее голове, прежде чем успел подумать, что проводить осмотр Смерти было безумием.

Он коснулся ее виска и, не удержавшись, провел костяшками по веснушкам. Ее кожа была сухой и теплой, в солнечном свете ее темные волосы окрасились в золото. Брови девушки дрогнули, и она напряглась, будто опасаясь, что в любой момент он оттолкнет ее или скажет убираться вон. Все, что происходило между ними, было просто невероятно, но Матвей не жалел, что согласился прийти ей на помощь. Она была ему небезразлична – по многим причинам, не все из которых были ему до конца ясны.

– Как твое имя? – спросил он. – У тебя ведь должно быть имя. Или тебе запрещено его называть?

Он убрал руку от ее лица, чтобы поправить сползший с плеча плед. Она крепче обхватила себя руками и, помолчав, ответила:

– Никакого запрета нет, просто никто не спрашивал. Фаина. Я вспомнила, что когда-то меня звали так.

С момента их первой встречи у себя в голове он перебрал множество имен, от современных до античных, но ни одно ей не подходило. Фаина заключало в себе силу и мягкость, которые он в ней чувствовал, и казалось абсолютно правильным.

– Фаина, – сказал Матвей, улыбнувшись ей. Короткое имя приятно отозвалось на языке. – Приятно познакомиться.

То, как она посмотрела на него в ответ, отпечатается в его памяти навсегда, как и их поцелуй. Фаина будто снова видела чудо, и он задумался, насколько давно она не слышала свое имя.

– То, что сегодня у тебя слабость, неудивительно. Вчера ты пережила сильное потрясение. Мне кажется, тебе снова не помешает выпить чего-нибудь горячего, – сказал он. Дождавшись ответного кивка, он встал и прошел на кухню, чтобы выпить воды и приготовить чай. Было непривычно находиться утром в квартире с кем-то еще, особенно с девушкой. Несмотря на полную сосредоточенность, Матвей не мог понять, почему вода в стеклянном заварочном чайнике не становится темной, пока не заметил, что забыл добавить туда главный ингредиент. Да он был как школьник на первом свидании… Взяв первый попавшийся на глаза бумажный пакет, он исправил свою ошибку и почти бегом направился в ванную, послав Фаине ободряющую улыбку перед тем, как закрыть дверь.

– Черт возьми, да соберись ты! – выдохнул Матвей, глядя на свое отражение в зеркале, и быстро умылся холодной водой.

Ее присутствие было еще одним доказательством, что его жизнь окончательно превратилась в безумную смесь реальности и фантазии, где существует Бал любви. Пока он чистил зубы, его разум перескакивал с одной мысли на другую. Одно дело было оказаться хозяином Бала, потому что такова была древняя традиция, и совсем другое – стать для Смерти – нет, нет, Фаины… доверенным лицом? Другом? Вполне возможно, что именно он и его желание были причиной того, что она задержалась здесь. И хотя он никогда не пасовал перед сложными диагнозами, на мгновение почувствовал себя подростком, который узнал, что венозная кровь на самом деле не голубая, и растерялся.

Он вытер руки и, сделав глубокий вдох, как перед операцией, вернулся на кухню. Его гостья уже сидела, глядя на сухие листья и белые лепестки на дне чайника.

– Ты не голодна, Фаина?

При звуке имени ее губы изогнулись в слабой улыбке. Она встала и медленно подошла к столу, усаживаясь на свое вчерашнее место.

– Нет. Я не знаю голода.

– Но любишь чай и сурью, правильно?

– Мне нравится их вкус. – И она посмотрела