причине он в апреле 1884 года отклонил предложение Г. А. Лопатина участвовать в работе «Вестника Народной Воли». Его оценки ситуации в стране были основаны на отказе от идеализации реформы 1861 года, признании развития в России капитализма, который расшатал все основы народной жизни – от хозяйственной до моральной и семейной. В связи с этим Абрамов все более склонялся к необходимости длительной просветительской работы среди крестьянства.

После закрытия «Отечественных записок» в 1884 году он служил в статистическом бюро Петербургской губернской земской управы, принимал участие в составлении трех томов «Статистического описания Шлиссельбургского и Петербургского уездов», опубликованного в 1884-1886 годах. Абрамов писал для журналов «Наблюдатель», «Детское чтение», «Русская мысль», «Русский курьер», «Новое обозрение», «Московский телеграф» и др. В журнале «Северный вестник» он вел постоянный отдел «Из провинциальной печати», занимался критическим разбором новых книг по географии, этнографии, земским вопросам. В 1880-е годы Абрамов живо интересовался историей русского раскола, экономическим развитием страны, событиями, происходившими на его родине – Северном Кавказе. Наряду с этим он написал и издал ряд научно-популярных книг, публицистических статей, рассказов. Но наибольшую популярность Абрамову принесли публикации на страницах газеты «Неделя», ведущим публицистом которой он стал с середины 1880-х годов. Выдвинув лозунг «из маленьких дел слагается жизнь миллионов», он ознаменовал поворот народничества от романтики революционной борьбы к культурничеству.

Эта тенденция впервые проявилась еще во второй половине 1870-х годов в работах П. П. Червинского и И. И. Каблица (Юзова). Так, Червинский решающими элементами в общественной эволюции считал научную и хозяйственную деятельность человека. Сами по себе эти идеи были не новы для народнической мысли, но для их обоснования Червинский обращался к некоторым положениям марксистской теории. Он признавал зависимость социального устройства от производственной сферы, однако настаивал, что противоречия между производительными силами и производственными отношениями могут разрешиться мирным, а не революционным путем. В общем признавая закономерность капиталистического этапа в истории человечества, Червинский не принимал эксплуатацию человека человеком, использование открытий науки и техники в интересах узкой группы людей. Негативно оценивалась им и все более обостряющаяся классовая борьба. Понимание Червинским прогресса включало устранение причин, приводивших к столкновению различных социальных групп, и выработку разумной стратегии действий.

При характеристике различных периодов общественной эволюции народнический публицист пытался соединить формационный подход с понятием типов и степеней развития. Под типом он понимал отношение к средствам производства, а под степенью – уровень производительных сил. В соответствии с такой классификацией капитализм мог рассматриваться как низкий тип с высокой степенью развития, а патриархальное хозяйство – как низкая степень высокого типа.

В идеал общественного устройства Червинского включал создание внерыночной экономики, где производство служило бы не извлечению прибыли, а повышению уровня жизни людей и максимальному развитию их творческих способностей. Наряду с этим ему была присуща общая для всего народничества идея особого пути России, отличия ее исторической судьбы от Западной Европы. Согласно взглядам Червинского, существовала возможность развития «тех бытовых особенностей, в которых заключается залог лучшего будущего…»[245]. К их числу Червинский по традиции относил общину и артель. Он считал возможным при использовании новейших научных открытий и передовой технологии повысить в них производительность труда и улучшить качество изготавливаемой продукции.

В вопросе о взаимоотношении интеллигенции и народа Червинский расходился с основополагающими принципами народнической доктрины. Так, он утверждал, что у простых людей моральные «задатки, инстинкты и здоровее, и чище», чем в образованном обществе, которое страдает «отсутствием исторического нравственного наследства»[246]. Превознесение моральных качеств народа сочеталось у Червинского с требованием подчинения деятельности интеллигенции интересам деревни. Как он писал по этому поводу, задача образованных людей должна была состоять в «психологическом срастании» с крестьянством. В результате этого нравственное чувство крестьян обогатилось бы умственным потенциалом интеллигенции, а «люди города» приобрели бы широкое поле для применения своих сил[247] по ликвидации бедственного положения крестьян. Наиболее действенными средствами улучшения жизни русской деревни могли стать экономические и финансовые реформы.

Еще дальше в своей ревизии основ народнической доктрины пошел Каблиц. В частности, он противопоставлял «общинно чувствующие массы» «критически мыслящим личностям». Согласно его взглядам, народ в своих поступках руководствуется нравственными мотивами, в то время как интеллигенция – рациональным мировоззрением, сложившимся в результате образования. Но в действительности такая система взглядов вторична и зависима от контроля чувств. А раз это так, то в морально-этическом отношении народ выше отечественной интеллигенции, и необходимо отказаться от попыток навязывать народу новые формы быта вопреки его желаниям. Каблиц считал, что образованные слои не должны претендовать на руководство народной массой. Идея «облагодетельствования народа» очень часто оборачивается извлечением собственной выгоды, а не улучшением положения населения.

В состав интеллигенции Каблиц зачислял всех, кто «живет не физическим трудом» (учителя, лица духовного звания, военные, промышленники, сельские хозяева, торговцы, чиновники и администраторы). Они едины в своем праве «на самоуправление над народом»[248]. Эта идея пришла в Россию с Запада, как и желание «лечить крестьянина от холопства путем передачи ему книжной мудрости…»[249]. В действительности же интеллигенция должна отстаивать «независимость народной жизни», умственным и нравственным воздействием оказывать «помощь осуществлению народного блага»[250]. Напротив, желание «подгонять сверху бюрократическим кнутом ход народной жизни по пути прогресса» могло обернуться бесконечными жертвами, забвением интересов живущего поколения людей[251]. Насилие неминуемо приведет к усилению бюрократизма. И не столь важно, будет ли он консервативным, либеральным или социалистическим.

Наряду с заменой рационалистических элементов в обосновании народничества эмоционально-психологическими Каблиц отказывался от социалистического содержания доктрины. Главным в его концепции становилась защита русской самобытности, национальных особенностей жизни народа. Так, он считал, что в государственном устройстве вполне возможно использовать общину, наделив ее правами самоуправления. Решение многих проблем социальной жизни представлялось Каблицу возможным с позиций «истинного национализма». Интересы русского народа должны были определять политику государства. Представители других национальностей в зависимости от их положения и значимости в империи могли или получить право на развитие культуры и языка (поляки), или подвергнуться постепенной русификации (белорусы, украинцы), или раствориться среди основной массы населения с потерей своей национальной идентичности (евреи).

Негативное отношение к социалистическому содержанию народнической доктрины, неприкрытая ксенофобия, присущая взглядам Каблица, не могли не вызывать неприятия и отторжения у сторонников «наследия 70-х годов». Не встречал понимания и пересмотр роли отечественной интеллигенции в социальном прогрессе, характера ее взаимоотношения с народом, морального долга и целевой направленности деятельности.

В отличие от Червинского и Каблица Абрамов не был категоричен в критике ментальных недостатков отечественной образованной части общества. Зато был четок в постановке задач и определении конкретных форм работы интеллигенции, направленной на адаптацию крестьянского хозяйства к условиям рынка и товарно-денежным отношениям. Ключевым моментом его публицистических выступлений стало формулирование «теории