Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже трудно было сказать, кто сохранял больше здравого смысла – духи или живые. Призраки успели поотвыкнуть от Этой Стороны, их смущали свет, яркие цвета и резкие запахи, не говоря уже о бушевавших в комнате чувствах. Одним словом, если на Той Стороне они чувствовали себя потерянными, то теперь понимали, что это были еще цветочки. И они вели себя точно дикие звери, внезапно оказавшиеся в клетке, – бестолково крутились, наталкивались друг на дружку и беспрерывно вопили.
Тетка с клюкой принялась было визжать, и это вызвало новый приступ жуткого чихания. Полисмен хотел было спастись через окно, но, как на грех, рама не поддавалась. Августа свалилась со стула. Теперь она лежала на спине, руками и ногами отбрыкиваясь от привидений и во все горло крича:
– Пощадите!.. Довольно!..
И только Первая Леди неподвижно стояла посреди комнаты. Она подбоченилась, ее лицо светилось восторгом.
– Работает! – шептала она. – Моя магия работает!..
Что касается алхимика, он до того растерялся, что утратил контроль над огненным шаром, и тот, сбитый с его ладони вихрем носящихся привидений, улетел на другой конец комнаты, после чего взорвался. По стене тотчас разбежались языки пламени. Огонь ухватился за старые, ссохшиеся обои, достиг потолка, попробовал на вкус деревянные половицы… Жадный костер стремительно разгорался, подгоняемый движением воздуха. Попадая в него, привидения на миг обретали полное сходство с живыми людьми. После чего просто рассеивались.
От близкого жара у Лайзл заслезились глаза, во рту уже стоял вкус пепла.
– Надо выбираться отсюда! – закричала она, обращаясь к Уиллу, прыгая в его сторону вместе со стулом. – А не то превратимся в две головешки!..
Уилл тряс свои наручники и брыкался что было сил, стараясь освободить хотя бы ноги. Стул начал раскачиваться и в итоге перевернулся. Оказавшись на полу, Уилл закашлялся, глядя на языки пламени, мало-помалу подбиравшиеся к лицу. Из-за дыма он уже плохо видел, что происходило кругом. Всюду перекатывались густые темные клубы, в которых двигались дымные силуэты…
– Уилл!!! – закричала Лайзл. Ее голос показался ему очень далеким.
Но тут же прозвучал другой голос, поближе, и Уилл ощутил, как его ухватили за ногу.
– Держись, малец, – пробасил кто-то. – Чик-чирик – и все будет елочкой…
Уилл вывернул шею и узнал охранника, служившего у Первой Леди. Нагнувшись, гигант пилил веревку маленьким карманным ножом. Наконец лопнул последний узел, и ноги Уилла оказались свободны. Наручники не в счет – по крайней мере, теперь он был способен ходить!
Охранник одной левой поставил его на ноги, потом снова нагнулся и освободил ноги Лайзл. Девочка уже задыхалась в дыму – ее голова беспомощно свисала на грудь.
Повсюду были только дым и огонь.
Уилл больше не мог разглядеть ни алхимика, ни Первую Леди, ни Августу, ни полицейского. Лишь палящее пламя, наступавшее со всех сторон. Унять пожар уже не представлялось возможным. Огонь проник в погреб, вовсю бушевал на втором этаже, подбирался к чердаку…
– Некогда глазеть, парень, – снова пробасил Мел, и Уилл почувствовал, как могучая рука без особой деликатности хватает его за шкирку. – Тут становится горячо, пошли-ка на воздух!
Свободной рукой Мел сдернул со стула обмякшую Лайзл. Притиснул ее к груди… А потом, прикрывая Лайзл, Уилла и Левшу собственным телом, спиной вперед выломился наружу сквозь окно. Хрустнули рамы, со звоном разлетелось стекло – и в легкие ворвался прохладный свежий воздух.
Оказавшись вдали от огня и удушливого дыма, Лайзл тотчас ожила.
– По… – выговорила она, едва переведя дух.
– Все в порядке, – отозвалось привидение. – Я здесь, рядом с тобой.
Голос совсем ослабевшего По прозвучал очень тихо, но Лайзл все равно почувствовала облегчение.
– А Узелок?.. – спросила она.
В воздухе тотчас промелькнула хвостатая тень. Узелок тоже страшно устал. Ему ведь еще пришлось собирать духов и загонять их обратно на Ту Сторону; и только после этого По закрыл проход.
– Вообще-то, и со мной все в порядке, – сказал Уилл. Ему было несколько обидно оттого, что первая забота Лайзл оказалась о привидениях.
– Ну что ж, все живы-здоровы, – жизнерадостно проговорил Мел. Ему не было дела до того, что одежда у них почернела от дыма, на закопченных лицах остались следы золы, а руки Уилла и Лайзл еще сковывали наручники. – Смотрите-ка, Левша и та весела, точно птичка… хотя, правду сказать, еще веселее она была бы с птичкой в зубах!..
И Мел рассмеялся собственной шутке, кошка же, выглянув из переноски, с неодобрением уставилась на хозяина. По крайней мере, Уиллу так показалось.
Мел же наклонился к Уиллу и пояснил таинственным шепотом:
– Знаешь, я всего-то хотел тебе шапочку подарить. Чтобы уши не мерзли…
– Дом!.. – вскрикнула Лайзл. Они сидели на берегу пруда, как раз под ивой (Мелу показалось, что там было безопасней всего), и Лайзл пришло в голову оглянуться на треск за спиной. – Дом весь в огне!..
И правда, огонь, раздуваемый все тем же «ветром перемен», успевшим разнести магию далеко по стране, уже развевался знаменем над самой высокой башенкой крыши.
– Боюсь, так оно и есть, – вздохнул Мел. – От киля до клотика[5], как говорят моряки. Скоро только пепелище останется.
– Погреб… – о чем-то вспомнила Лайзл. – Августа сказала, будто замуровала папин прах где-то в погребе… Помните? Вот прямо так и сказала: глубоко в подвальной стене. А теперь там все горит…
Уилл торжественно кивнул и добавил:
– Выходит, он все-таки будет лежать под ивой, Лайзл. Он добрался, куда хотел.
Лайзл до боли стиснула кулачки.
– Что ж, пускай все горит, – прошептала она. – Пусть огонь все заберет. До последней дощечки…
Тут они увидели алхимика и Первую Леди – те брели в их сторону, опираясь один на другого. Августа, визжа как резаная, бежала к пруду – у нее вовсю горели завязки на туфлях. Тетка с поезда ехала на спине полицейского, да еще и подгоняла его, нещадно колотя тростью.
Дом, охваченный пламенем, вдруг тяжело содрогнулся, а потом с гулким раскатистым треском обрушился внутрь.
Стены просели и перестали существовать. Старое дерево легко обращалось в дым и золу. Жар добрался до маленькой деревянной шкатулки, и ее содержимое, вырвавшись на свободу, легким облачком поплыло кверху. Подхваченное воздушными потоками, оно вскоре достигло берега и начало осыпаться на свинцовую поверхность пруда, на бархатистую землю под ивой, – словом, туда, где ему и было самое место.
И Лайзл некоторым образом поняла это. Она поняла, что прах отца обрел место своего последнего упокоения. Когда знакомый дом сделалось уже совершенно невозможно узнать, Лайзл заплакала, но не от горя, – из ее глаз потекли слезы облегчения и радости.