Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полежи здесь… так… под этим… покамест…
Укрытие не ахти, но от стрел, летящих из замка, все же защитит. Ибо предательская стрела, пущенная сзади, сейчас поопаснее нечисти будет. Ну а что касается прущих снизу упырей…
Всеволод вновь подхватил мечи. Взмахнул. Раз, другой, третий. Клинки замелькали, заиграли, взрезая белесую плоть, расплескивая черную кровь.
Прущие снизу упыри вниз же и валились. Один за другим. И – сразу, парами.
С темными тварями уж как-нибудь управимся сегодня.
Вокруг кипела яростная сеча. Но Всеволод рубился холодно, отстраненно. И больше думал сейчас не о визжащих, скалящихся, лезущих под мечи нелюдях. Думал об арбалетчике, стрелявшем в Эржебетт. Было о чем пораскинуть мозгами. Сначала странный рыцарь с раствором адского камня в перчатке. Теперь вот – загадочный стрелок.
А битва достигла апогея. А на краю крепостного заборала – хрупкое, ненадежное равновесие. Готовое в любой момент качнуться, перевалиться. И в одну сторону. И в другую.
– Ро-о-ов! – донеся откуда-то из надвратных башен знакомый зычный голос. – Жечь ро-о-ов!
«Со стороны ворот арбалетный болт никак не мог бы достать Эржебетт», – отметил про себя Всеволод. Выходит, стрелял не Бернгард. Сам магистр – не стрелял.
Правда, это еще ничего не значит. Ровным счетом – ничего. Бернгард мог дать соответствующее распоряжение любому из своих стрелков. Или кто-то все же действует помимо воли тевтонского старца-воеводы?
Знать бы! Эх, знать бы наверняка!
– Ро-о-ов! – подхватили приказ Бернгарда защитники крепости. – Же-э-эчь! Пали-и-ить!
Видать, до рассвета уже недалече, раз прозвучал такой приказ. Приказ, с которым Бернгард никогда не спешит. Не перегорит, видать, спасительный костер, прежде чем кончится ночь. До утра прикроет от тварей. И нет больше смысла держать про запас последнее верное средство.
Потому и…
– Же-э-эчь! Пали-и-ить! – отчаянно орут на боевых площадках.
А со стен в ров уже летит огонь.
А внизу занялось, заполыхало.
Завыло.
Вскоре натиск штурмующей нечисти ослаб. Стало проще. Стало легче.
В тот раз они отбились. Тоже. Как всегда. Кто-то кричал на радостях. Кто-то плакал от счастья. Кто-то славил Господа.
Всеволод угрюмо молчал. Какой прок в победе, какая от нее радость, если где-то среди победителей таится стрелок, целивший во время сечи в своих?
Эржебетт, так и не пришедшую в себя, Всеволод сносил со стены как из боя. И по тевтонской Стороже шел с раненой девчонкой на руках как сквозь вражескую рать. Сопровождавшие воеводу дружинники прикрывали обоих щитами.
Дверь снаружи охраняли русичи. За дверью – в комнате заперлись трое. Но говорили только двое. Всеволод и Берн-гард. Эржебетт неподвижно лежала на своем ложе. Под медвежьими шкурами. С сомкнутыми устами и закрытыми глазами. То ли в беспамятстве, то ли просто спала.
Дышала девушка спокойно и ровно. Хорошо дышала… Рана на ноге – уже промыта и почищена, насколько возможно. Заноз от расщепленного древка осталось, конечно, еще немало, но повязка заменена. А под повязкой – проверенная мазь на травянистых отварах, мхах и настоях, что со временем вытянет и гной, и мелкую щепу. Об этом можно было не беспокоиться. Беспокоиться следовало о другом.
– Я должен знать, кто и почему пустил эту стрелу?
Злополучный арбалетный болт со сломанным наконечником лежал между воеводой русской дружины и тевтонским магистром. Мастер Бернгард, насупившись, смотрел то на стрелу, то на Всеволода.
Массивный дубовый стол, на котором находился болт, выдвинут из простенка за сундуком и лавкой. Стол теперь стоит на новом месте – перед дверью. Так, при необходимости, его можно быстро опрокинуть и завалить вход в комнату Для пущей надежности. Вдобавок к прочному засову. Если ломиться кто незваный будет.
Перетаскивать с места на место этакую тяжесть, конечно, непросто, но вот перевернуть – под силу даже Эржебетт. Даже раненой Эржебетт. Коли поднатужиться.
А жить захочет – поднатужится.
А наваленный на дверь стол – это еще одна преграда перед неведомым супостатом. И выигранное время. Лишние минуты, чтобы прийти на помощь.
– Таких стрел здесь много, русич, – после долгой паузы ответил наконец магистр. – Как, впрочем, и мечей, один из которых ты однажды уже бросил к моим ногам.
– Много, значит? – прищурился Всеволод.
– Мои стрелки часто насаживают серебреную сталь на осину, – пожал плечами Бернгард. – Случается – и зубрят наконечники, бывает – подпиливают или надщепляют древко, чтобы подстреленный нахтцерер не смог вырвать острие из раны. Это оружие изготовлено в моем замке – вот все, что я могу тебе о нем сказать.
– В твоем замке, Бернгард, – многозначительно заметил Всеволод, – в твоем…
– В моем, – кивнул магистр. – И я убежден, что оно было направлено против нечисти.
– Эржебетт – не нечисть, – закипая, прохрипел Всеволод.
– Так, может, и стреляли вовсе не в нее.
Они уперлись друг в друга взглядами. Как копьями.
– То есть? – хрипло спросил Всеволод.
– Досадная случайность, какие часто возникают в бою, – Бернгард все же лучше владел своим голосом. И еще лучше – лицом. Говорил тевтон спокойно, смотрел прямо. – Кто-то целил в упыря, прорвавшегося на стену. Мимо тебя, между прочим, прорвавшегося. А под стрелу угодила твоя… твой оруженосец. Влез не вовремя, встал на пути пущенного арбалетного болта– и вот… Такое ведь могло быть?
Могло. Наверное. Только вот беда: отчего-то Всеволоду сейчас в это простое объяснение совсем не верилось.
– Эржебетт не следовало участвовать в обороне, – продолжал Бернгард. – Она не относится к числу опытных воинов, а потому неудивительно, что несчастье произошло именно с ней.
– Несчастье? – скривил губы Всеволод. – Попробуй убедить меня в том, что это было несчастье, а не покушение.
Тевтон вздохнул.
– Арбалет – оружие точного боя, и мои стрелки владеют им не хуже, чем татары – луком. А стрелять сзади, из замка по внешней стене, освещенной огнями и факелами совсем не трудно. Дистанция – не велика. Мишень – как на ладони.
– И? – нахмурился Всеволод.
– Если бы кто-то, действительно, хотел смерти Эржебетт, он и разил бы ее насмерть. Не первой стрелой, так второй – пока ты ее перевязывал. Но ведь Эржебетт не убили.
– Однако в нее попали! – Всеволод пристально смотрел магистру в глаза. – Знаешь, Бернгард, у меня складывается впечатление, будто кому-то очень хочется посмотреть, как Эржебетт будет реагировать на серебро: как человек или как темная тварь. То к ней в перчатке тайком несут раствор адского камня, то бьют серебряной стрелой. Словно… проверяют словно.