Ранним утром монастырский холм освещало взошедшее солнце. На монастырском холме людно, и творится голосистое чудо трудовой жизни. Во всю ширь распахнуты ворота обители. На болотистом берегу монахини баграми выводят из воды приплавленный лес. Тяжелые, мокрые бревна на лямках выволакивают по кочкам медведи. Их восьмеро. Сквозь молитвы, напеваемые монахинями и богомолками, слышны крик, фыркание и рычание зверей. Под окрики монахинь медведи, вытащив из воды плети лесин, волокут их по жердям на подол холма. Прирученные могучие звери покорно выполняют нелегкую работу, зная, что их ожидает лакомство – мед, которым их потчует монашка, она деревянной лопаточкой мажет звериные языки этим лакомством, и медведи, урча от удовольствия, направляются за очередным бревном.

По канонам монашества живет Успенский монастырь. Берегут его покой женские руки. В них на Руси одинаковая с мужским сила, способная вызволять государство от всяких бед. От того и водятся на Руси женские обители, в которых женские житейские горести остаются неизживными, хотя их жилицы молятся, не теряя надежды на Божье милосердие к себе.

Ждет это милосердие и вся Великая Русь.

Ждет Русь свершения чуда, способного освободить ее от татарского ига. Ждет Русь, но чуда не происходит даже после ратного поражения кочевников на Куликовом поле…

За два дня до прихода Андрея и Соломонии в монастырь уклад его жизни был взбаламучен и нарушен приездом великой княгини Евдокии Дмитриевны, жены московского князя Дмитрия Донского. Пожаловала она с подобающей торжественностью – под охраной княжеской дружины, в сопровождении старшего сына Василия и пышной свиты, состоящей из знатных боярынь.

Прошедшей зимой Дмитрий Донской в крещенские морозы остудился и занемог, с тех пор маялся болью в груди. Перепугавшись, Евдокия Дмитриевна по совету духовника дала обет. Обещала одарить Успенскую обитель иконой Успения, заказав написать ее живописцу из Новгорода. К счастью, князь выздоровел. Икона была написана, и княгиня, выполняя обет, привезла ее в монастырь. Князь Дмитрий, отпуская жену на богомолье, наказал пятнадцатилетнему сыну Василию ехать с матерью и оберегать ее дорожный покой.

Отец, прикипев к сыну любовью, души в нем не чаял. Готовя его в свои преемники на московском столе, невзирая на молодость отрока, дозволял ему вникать в премудрости правления княжеством, постепенно допускал на беседы с воеводами, митрополитом и боярами.

Но у княжича кроме родителя был еще и другой поводырь, одаривший его вниманием на жизненной стезе, – игумен монастыря Святой Троицы Сергий Радонежский.

Появившись в монастыре, Андрей обрадовался, узнав, что в нем пребывает московская княгиня, с которой ему когда-то посчастливилось повидаться по наказу Ирины. Помня, с какой сердечностью обошлась с ним княгиня, Андрей окрылился надеждой, думал, что узнает от нее о судьбе боярыни, наверняка та, сбежав из вотчины, повидалась с княгиней.

Однако повидать княгиню Андрею не удалось – его к ней просто не пустили. Спесивая боярыня, неохотно выслушав просьбу Андрея, отказалась сказать о ней княгине, не посчитав возможным мирским делом омрачить ее богомолье.

И все же Андрей увидел княгиню – ему удалось в толпе богомольцев встать неподалеку от места ее молитвы.

Евдокия Дмитриевна в одеянии из голубой парчи стояла в окружении разодетых боярынь, положив левую руку на плечо сына. Княгиня показалась Андрею постаревшей, но выражение ее лица все так же, как и семь лет назад, было овеяно гордостью.

Княжич Василий жмурился от мигания множества свечей, горящих перед иконами древнего письма, мерцающих в руках монахинь и богомольцев, одежда многих из них была хоть и добротной, но убогой. Ростом княжич невысок, но, как отец, широкогруд и плечист. Голова в пышных кудрях цвета старой меди.

Длинна монастырская всенощная служба. Слаженный хор монахинь старинными напевами выпевает молитвы. Густым басом диакон произносит ектении, и слышатся возгласы священника тихим уставшим голосом. Склоняются головы молящихся, будто ветви кустарника под напористым ветром, и проносится по храму настойчивый шепот, в котором ясно различимы слова: «Помоги, Господи».

Бьется сердце Андрея учащенно. Оживают в голове светлые мысли, надеется, что узнает о тропе, на которой прошедшие годы еще не успели стереть следы любимой Аринушки. Окатывая себя радостным волнением, Андрей не спускает глаз с княгини. Верится ему, что и ее мысли сейчас радостны, потому порой она ласково проводит рукой по голове сына, а тот, продолжая жмуриться, смотрит на огонек свечи в руках. Видит Андрей, что Василию занятно наблюдать, как капельки жидкого воска, обжигая ему пальцы, застывают на них бугорками бородавок…

Вызвоны колокола подали весть об окончании всенощной. Стаи голубей и галок, спугнутые со звонниц, закружились над монастырем, звонко хлопая крыльями.

Княгиня с боярынями и княжичем, одаривая на паперти крикливую нищую братию, собирались сойти по ступеням, укрытым ковром, когда Андрей упал перед княгиней на колени, выкрикнув:

– Дозволь слово сказать! Боярыни Хмельной человек тебя о сем молит!

Две боярыни, вскрикнув в испуге, попятились. Княжич встал перед матерью. Княгиня, оторопевшая от выкрика, прижала к себе сына, но, услышав имя боярыни Хмельной, осилив испуг, всмотрелась в лицо Андрея и, вздохнув спокойно, сказала:

– Допустите его ко мне после трапезы.

Перекрестившись, спустилась с паперти, дозволяя богомольцам целовать руки…

Когда боярыня, выполняя повеление княгини, допустила Андрея в палату игуменьи, монастырь мок под шустрым дождем.

Пол покоев устилали темные ковры. Лавки вдоль стен покрыты вишневым аксамитом. Потолок – в расписном орнаменте, сплетенном из цветов и листвы. Передний угол – в иконах византийского письма, перед ними лампады. Аналой с раскрытой книгой в кожаном переплете. Узкие окна растворены, а потому слышен шум дождя.

Андрей увидел в сумраке сидевшую в кресле княгиню Евдокию, встал перед ней на колени, а княгиня сказала:

– Подымись! По какой надобности в обители?

– Благословит тебя Господь за память обо мне, грешном.

– Вспомнила тебя, иконописец. По какой надобности в обители обретаешься?

– Боярыню Арину отыскиваю!

– Как отыскиваешь? – переспросила удивленно княгиня и встала: – Не пойму тебя. Пошто отыскиваешь? Аль она не в той обители, кою я ей указала? Неужли не передал мой наказ?

– Не довелось мне его передать. Запоздал. Не дождавшись меня, боярыня покинула вотчину. Боялась, что татары силком ее увезут в Орду.

– Господи, – прошептала со вздохом княгиня, выслушав Андрея, а потом, пристально глядя на него, княгиня сурово спросила: – Пошто замешкался в дороге? Как осмелился не выполнить моего наказа? Пошто не явился вдругорядь ко мне с вестью, что Аринушка в неведомость канула?