Береженого Бог бережет.

Соскользнув с дерева, он снова направился к экокапсуле — теперь быстрее, рассчитывая оказаться на месте раньше, чем группа, за которой он только что следил. Эти двое передвигались медленно и осторожно.

Но что потом?

Когда придет время, Уайлд разберется. Теперь же он торопился к дому, стараясь производить как можно меньше шума.

Вышел на холм в двух сотнях ярдов от экокапсулы. Взобрался на дерево, чтобы вся поляна была как на ладони. Сперва он хотел поставить капсулу в чаще, но там было недостаточно света для солнечных батарей. К тому же сейчас открытое расположение только на руку. С верхушки дерева Уайлд сможет рассмотреть гостей, оставаясь на безопасном расстоянии.

Он ухватился за ветку, подтянулся, глянул вниз.

Черт. Они уже на месте.

Четверо окружили капсулу. Все вооружены. Из леса вышли еще двое — те, за кем следил Уайлд. Итого шестеро.

Один — должно быть, командир — осторожно приблизился к капсуле.

Уайлд его узнал.

Пролистал историю звонков, нажал на кнопку повтора. Гэвин Чеймберс уже тянулся к двери, когда почувствовал в кармане вибрацию. Достал телефон, посмотрел на экран и огляделся по сторонам. Коснулся иконки «ответить на звонок» и поднес телефон к уху:

— Уайлд?

— Руки прочь от моего дома.

Гэвин снова огляделся, теперь внимательнее, но с его позиции заметить Уайлда было невозможно.

— Вы внутри этой штуковины?

— Нет.

— Мне нужно, чтобы вы ее открыли.

— Зачем?

— Случилось кое-что серьезное.

— Да, я уже понял.

— Как?

— Вы шутите? В лесу, вокруг моего жилища, шастают четыре вооруженные группы, а то и больше. Чтобы понять, что случилось «кое-что серьезное», необязательно быть гениальным сыщиком. Так у кого проблема?

— У Мейнардов.

— Что с ними не так?

— Мне нужно заглянуть в ваш дом. А потом отвезти вас в поместье Мейнардов. Вы где-то поблизости, или я пропустил какую-то из ваших камер. — Он снова поднял глаза, заслонившись ладонью от солнца. — Так или иначе, я вас не найду. Верно?

— Не найдете.

— Я сейчас на вашей территории.

— Да, это уж точно.

— Но у меня нет выбора, Уайлд. Так или иначе, мне нужно вас выманить.

— И что теперь?

— Могу взять топор, вскрыть вашу жестянку и посмотреть, что внутри.

— Не ваш стиль, — сказал Уайлд.

— Нет, не мой. Знаете что? Я отошлю своих людей.

— Для начала неплохо.

— Но после этого нам нужно встретиться.

Уайлд не ответил. Гэвин Чеймберс выкрикнул какие-то приказы. Его люди беспрекословно подчинились. Когда они скрылись из виду, Чеймберс снова поднес телефон к уху:

— Теперь выходите. Нам нужно поговорить.

— Зачем? Что случилось?

— Пропал еще один ребенок.

Когда Хестер проснулась, у нее все еще трепетало в животе. Трепет начался вчера, часов в одиннадцать вечера, когда Орен проводил ее до двери (не бросил на тротуаре или возле лифта, это не по-джентльменски) и поцеловал. Или это она его поцеловала? Какая разница? Это был поцелуй. Настоящий поцелуй. Одной рукой Орен обнял ее за талию. Ладно, хорошо, это милый жест. Но другую руку — здоровенную, прекрасную руку — он положил ей на затылок, и она подняла лицо, и, словом…

Хестер поплыла.

Растаяла прямо на месте. Хестер Краймштейн, лицензированный адвокат, знала, что ей уже не по возрасту таять, плыть от восторга или чувствовать, как порхают бабочки в животе — те самые, что прилетали к ней в тринадцать лет, когда Хестер с Майклом Гендлером сбежали с бар-мицвы Джека Колкера и целовались в комнатушке за кабинетом раввина. Поцелуй Орена так много для нее значил! Само собой, на Хестер нахлынули эмоции, она опьянела, растворилась в том мгновении. И в то же время смотрела на себя со стороны, широко раскрыв глаза от удивления, и думала: «Господи боже мой, это ж надо, так забалдеть от поцелуя!»

Сколько длился поцелуй? Пять секунд? Десять? Тридцать? А то и всю минуту? Нет, не минуту. Точнее, Хестер не знала. А куда в тот момент делись ее руки? Она вспоминала этот поцелуй — нет, Поцелуй, он заслуживает прописной буквы — сотню раз и все равно не была уверена насчет рук. Она помнила, что положила ладони на его крепкие округлые плечи и в тот момент знала, что поступает правильно, и чувствовала себя в полной безопасности, и ох, как же ей нравились эти плечи, и… Да что с ней, черт возьми, такое?

Она помнила, каким мягким был поначалу этот Поцелуй, как Орен начал отстраняться, как она притянула его к себе, как Поцелуй стал крепче, голоднее, страстнее и как нежно он завершился. И как Орен, не убирая ладони с ее затылка, смотрел ей в глаза.

— Доброй ночи, Хестер.

— Доброй ночи, Орен.

— Ты позволишь снова пригласить тебя на ужин?

Ей страшно хотелось отпустить какую-нибудь шуточку, но она сдержалась.

— Да, буду очень рада.

Орен дождался, пока она не войдет в квартиру. Хестер улыбнулась ему, закрывая дверь. А закрыв ее, пустилась в пляс от счастья. Не сдержалась. Чувствовала себя безответственной дурой. Словно в тумане, приготовилась отойти ко сну. Была уверена, что уснуть не получится, но так вымоталась из-за всплеска адреналина, что сон пришел почти сразу. И в ту ночь Хестер прекрасно выспалась.

Теперь же, утром, в животе у нее по-прежнему порхали бабочки. Только бабочки и остались. Вчерашний вечер казался нереальным, будто сновидение. Хестер не знала, нравится ли ей это ощущение, или же она его боится. Нужны ли ей такие перемены? Сейчас она вполне довольна — и карьерой, и личной жизнью. Зачем рисковать? Дело не только в том, что она слишком стара для столь юных эмоций. Она ведь полностью довольна своей жизнью. Стоит ли переворачивать все с ног на голову? Рисковать, что тебя обидят, поставят в неловкое положение? Напрашиваться на неприятности, имя которым — легион?

Жизнь и так хороша, разве нет?

Она взяла телефон и увидела сообщение от Орена.

И Хестер снова поплыла. Целиком и полностью.

Она набрала ответ: «Вот приставучий».

На экране появились три точки: Орен что-то печатал. Затем точки исчезли. Хестер ждала. Ответа не было. На нее нахлынула паника.

Нет ответа.