– Фу ты, страсть!

Не страсть, а карта, инструкция, по которой каждый человек внутри сделанный. Каждый, бабушка. Даже ты!

– Ну и где тут душа нарисована? Покажи?!

– Тело, Федь, как, помнишь, у той бабочки – куколка, душу защищать сделано. А душа внутри спрятана, и науками ее, рентгенами, потрошителями, микроскопами, слава богу, что не разглянешь. А она растет себе потихонечку, а потом, как вырастет, тело тесным станет ей, как скорлупка птенчику, вот она и проклюнется, как воробушек улетит…

Ну, не знаю…

– А когда вылетает, почему не видно ее? Или тоже это обман, как у фотографов? Улыбнись, сейчас птичка вылетит, да?

…Ничего ни разу не вылетало! Одни обещания. Столько раз фотографировали меня: и в детском саду, и на класс сейчас, и отдельным портретом фотографическим, и всегда фотограф так: «Улыбнись, сейчас птичка вылетит!»

Потом вспышка. А потом улыбайся, не улыбайся уже, из-за вспышки этой, как вылетала птичка, не видел.

И совсем не нравится мне, что тело для души скорлупа! Скорлупа – вещь тонкая, ненадежная. По ней за завтраком чайной ложкой – тюк! – и сиди себе, отколупливай, выгребай да соли…

Лучше латы бы душе подошли. Бегемота, например, так просто из бегемота не вытащишь. Слона не вытащишь. Черепаху не вытащишь.

Ежа не вытащишь. И улитку-то даже не вытащишь, приспособились… Бабушка!

– Ты мне больше, пожалуйста, яиц не вари…

– Это что так, Федь, ты же любишь?

– Это раньше любил. Ведь не думал же, что там эти души…

А икра красная, бабушка?!.

А минтая? В три раза мельче…

Это сколько же душ я, бабушка, загубил?!

– …Душа, Федя, в небо просится, а тело по земле носится. Как сносится – так и сбросится. Полетит душа в небояси, а тело – из князи в грязи…

Тело жалко. Что тела! Старого свитера… Душа – эгоистка!

– Сносит – сбросит, значит, да, бабушка?!

Одни крысы первыми бегут с корабля.

– Что-то страшно мне, бабушка… вдруг и нет ее все-таки?

– Кого нет?

– Да души-то этой, раз она такая бездушная…

Вот умру, а ничего из меня не выпорхнет… темнота одна…

– Закрой-ка, Федя, глаза.

– Зачем?

– Закрой, не подглядывай. Видно что-нибудь тебе?

Как же видно? Сама сказала, чтоб я не подглядывал.

– И меня не видно?

– Не видно.

– Так и нет меня, значит, темнота одна, раз не видно?

– Может, и нет, не видно же…

– Так глаза открой, посмотри!

На месте. Стоит с половником.

Ничего не понял я из этого опыта. То есть бабушка. То нет бабушки. Разморгалась…

– И еще закрой. Сам-то есть теперь или тоже нет?

– Вроде есть… но невидимый.

И стою с глазами закрытыми. Видимый я невидимый в темноте с глазами закрытыми есть…

Нет! Не утаишь ты кота в мешке, бабушка! Все равно мяукнет! Не скроешь от человека ты истины! Рано или поздно, а правда каждому боком выйдет!

Зря скрывала от меня настоящее положение вещей она. Не дальше луны, говорила, Федя, ваше светлое будущее. Это вроде как далеко.

Побывало уже на Луне человечество! Диафильм с фотографиями показали нам в школе. Не так уж далеко до нее и лететь!

Высадились на Луну пилоты, экипаж корабля «Аполлон-11» Армстронг и Олдрин. Астронавты! Хоть и американцы, а тоже – люди. А при бабушке одни аргонавты были, море Черное всего-то и переплыли, и корабль был у них не космический, а простой, деревянный, аргонавты бабушкины в Колхиду за бараньей шкурой, мы – на Луну!

Далеко аргонавтам бабушкиным до астронавтов наших…

Как тебе, бабушка, – до Луны!

Высадился лунный десант, походил в скафандрах. Проверил. Есть ли человеку жизнь на Луне? Нет человеку жизни там, оказалось. Кочки белые, кратеры, пыль пылится, ни воды нет, ни дышать нечем. Это значит, чем выше человек к Граду Небесному подбирается, тем неудобнее пересадки, да еще и полная невесомость! Легче воздуха тело становится. И живое даже легчает, летает, как шарик гелиевый…

Это значит, как аквалангисты у нас под водой. Только под водой – понятное дело, вода густая, а вот воздух чем тяжелеет?

Хитро устроено. Ничего не скажешь.

Управление теряет, вертится в космосе человек, на веревке к луноходу привязан, чтобы в открытый космос не унесло. Все сделал Бог, чтобы люди до него живыми не добрались. Все сделал, да не все учел! Прогрессирует человечество!

На Луне побывали уже земляне. Вот с чем бабушка никак смириться не может!

– Скоро, бабушка, вот увидишь, и до Бога твоего доберемся! А Луна – это так, мелочи, пункт пересадочный. Бог на Солнце засел, конечно.

Подлетают к Солнцу корабли космические и все как спички пока от жары вспыхивают. Даже тут, внизу, от солнца жара, а уж там…

Только это, бабушка, дело времени. Придумаем несгораемые скафандры, жаронепроницаемые, и за нами будет Город Небесный. Потому что не может быть власть несправедливая вечной! Свергли мы царя, свергнем и Бога, бабушка! Вот увидишь!

– Кашу ешь, боговержец…

Потому что, бабушка, перестанут когда-нибудь воевать, спорить люди, убивать друг друга, а поймут, что Земля у нас общая, а захватчик главный наверху сидит! А рабовладельческий строй, бабушка, пережиток и крепостничество…

Сама знает бабушка, что я прав!

А человек сам выбирать должен, жить ему или нет! И тогда, если выбор будет у человека, ни один смерть не выберет, ни один своей волей в Город его Небесный жить не поедет, и будет Бог один там в ссылке сидеть, на Солнце своем, как Наполеон французский на Эльбе. А пока все во власти его, не будет на земле справедливости…

Самый главный буржуй он, бабушка! Но от гнева народного на престоле своем не удержится, вот увидишь!

– Будет в будущем знаешь как, бабушка?

– Как, Федя, будет?

– А вот как! Договорятся люди между собой, что зря самим себе на голову бомбу атомную сбрасывать собрались, а нужно на Солнце, где Бог прячется, все ракеты, боеголовки нацелить! Так сказать ЕМУ в рупор:

– ЭЙ!!! ВЫХОДИ!

Тут он никуда не денется, выйдет, потому что пригрозят ему и Белый Дом, и наша Москва, что нажмут сейчас в его сторону обе кнопки атомных, и разлетится тогда его Солнце вдребезги!

Вот он выйдет.

А мы ему в рупор: