Если ты все еще переживаешь из-за денег, то не стоит. Любимый, неужели ты думаешь, что я позволю деньгам встать между нами? Помни, всегда помни, мне нужен только ты. Милый, прости меня, если я сказала что-то грубое про деньги в каком-нибудь написанном ранее письме. Я не хотела. Правда, не хотела. Забудь и прости. Пожалуйста, позволь увидеть тебя снова. Напиши мне. Я буду на седьмом небе от счастья, когда увижу хотя бы твой почерк. Я буду покрывать письмо поцелуями…

– Все, достаточно, – произнес я. – Думаю, дальше читать нет смысла.

И эта женщина утверждала, что она не наивная барышня! Теперь ясно, что фраза, в середине которой она спохватилась, должна была прозвучать не «я по уши заинтригована», а «я по уши влюблена».

– Отвратительно, правда? – бодро заметил Алан. – Такое, понятно, никто не захочет предать огласке. Это, кстати, еще цветочки. Другие письма носят еще более… э-э, личный характер.

– Я бы и это письмо не назвал официальным. Ты все нашел?

– Надеюсь, да. Я потом очень тщательно обыскал комнату Бейнса. Духу у меня хватило лишь на это.

Внезапно меня пронзила догадка.

– Бог мой, – выдохнул я, – только не говори, что применил силу.

– Конечно, применил, – спокойно ответил Алан. – Ты же не думаешь, что я мог позволить такой гадине жить дальше?

– Жить дальше? Ты хочешь сказать…

– Хочу.

Такой односложный ответ не позволял трактовать случившееся двояко. Я почувствовал, как на лбу выступают капли пота, и по-идиотски предположил, что можно было как-то откупиться.

– Чтобы он потом меня шантажировал? – отреагировал Алан. – Спасибо. К тому же, боюсь, я вспылил.

– Ты понимаешь, что уже в восемь часов вечера твою квартиру обыскивала полиция?

– Что? – Алан вскочил на ноги. – Откуда ты знаешь? И почему мне не рассказал?

– Мне сообщила миссис Килнер. Я и подумать не мог, что ты… что ты… ты был столь невозмутим…

За несколько минут после обоюдного признания мы успели обменяться поспешными, как и следовало ожидать, обвинениями. Боюсь, что дословно передать нашу беседу мне не удастся. Конечно, не могу утверждать, что я раньше излагал все слово в слово, однако суть правдива, а вот за то, что происходило в последующие пять или десять минут, я отвечать не готов. Паника, которая накрыла и меня, и Алана – хотя его в меньшей степени, – затуманила мою память.

Впрочем, основные пункты разъяснений, что мы вскоре дали друг другу, и выводы, к которым пришли, когда остыли, вспомнить я могу.

Оказалось, что в какой-то момент Алан вышел из себя – ведь Бейнс достаточно четко пояснил, что его нельзя увольнять, а нужно значительно поднять зарплату и выдать наличными определенную сумму за молчание и возврат писем миссис Килнер. (Кстати, я подозревал, что у слуги имелись письма не только от Аниты.) Тут Алан, по его словам, потерял голову и кинулся на него с кулаками. Хотел он его убить изначально или нет, не знаю. Думаю, даже сам Алан не отдавал себе в этом отчет. Скорее всего, не хотел. Возможно, у него родилась смутная идея напугать Бейнса и забрать письма силой.

Какое бы у него ни сложилось намерение, он со всей силы ударил слугу в челюсть, и Бейнс, падая, приложился головой об угол тумбы письменного стола. Сначала, как утверждал Алан, у него и мысли не возникло, что Бейнс мертв. Соображать мешала злость. Он притянул тело и, обыскав карманы, обнаружил то письмо, которое только что мне показал.

Даже беглого взгляда на листок было достаточно, чтобы понять: во-первых, письмо слишком откровенное, а во-вторых, не единственное. Поэтому, не заботясь о теле слуги, Алан поспешил в комнату Бейнса. Конечно, существовала вероятность, что этот человек спрятал письма не в доме, однако удача повернулась к Ренвику лицом. В какой-то момент ему показалось странным, что Бейнс пытался вырастить гиацинт в комнате, где явно не хватает света. Более того, хранил цветок, хотя тот явно завял. И Алан вытащил растение из горшка. Письма лежали под корнями в самодельном двойном дне.

Когда письма попали в руки Ренвика, до него наконец-то дошло, что Бейнс не шевелится. Потом он заметил, что слуга лежит в прежнем положении, и недоумение мгновенно сменилось тревогой. Вокруг была кровь, и даже примитивный осмотр вскоре убедил Алана, что шантажист мертв. Более того, состояние челюсти Бейнса явно свидетельствовало о том, что произошел не несчастный случай. По крайней мере, именно так он мне все и представил; позднее стало ясно, что он совсем не преувеличил. Итак, Алан потерял голову и дал деру.

Оказавшись на улице, он пришел в себя и задумался. Он понимал, что нужно вернуться. Во-первых, у него была лишь та одежда, в которой он сбежал. Во-вторых, он стал размышлять, не сложится ли впечатление, будто квартиру обокрали. В конце концов, фактически его ничего с убийством не связывало. Да и мотив отсутствовал… Алан нерешительно направился обратно, но когда дошел до двери, понял, что не может найти силы и зайти. Бейнс, вероятно, представлял собой не очень приятное зрелище.

А потом, что не редкость для людей в критической ситуации, он вспомнил о своем юристе. Действительно, к нам клиенты приходят не только за советами (которым сами же обычно не следуют), но и с вопросами, как урегулировать те проблемы, что возникают, когда работаешь на грани закона.

К этому моменту, конечно, мой офис был наверняка закрыт, а Алан не горел желанием идти туда, где его могли узнать, поэтому окольными путями отправился ко мне домой. По дороге он вспомнил про миссис Килнер, и, к его чести, сделал все, чтобы она не угодила в щекотливое положение.

Надо сказать, что, на первый взгляд, он поступил чрезвычайно порядочно. Если бы Алан решил не покрывать Аниту, шантаж Бейнса перестал бы быть актуальным. Или он мог обратиться к ней за деньгами, чтобы заплатить слуге.

Однако, подумав об этом позже – спустя пару дней, – я понял, что, выбрав второе, Алан попал бы под влияние Аниты, а первое могло втянуть его в бракоразводный процесс. Сложно понять, что именно в тот момент повлияло на Ренвика; во всяком случае, телеграмму он ей отправил довольно взволнованную. Если бы он позвонил по телефону, то пришлось бы что-то объяснять, а имя мое он приписал, скорее всего, в надежде успокоить даму. Эффект, естественно, получился совершенно обратный. Первой мыслью Аниты было, что обо всем прознал муж. Обнаружив в квартире Ренвика полицию, она и вовсе растерялась. И просто запаниковала.

Сам Алан нервничал еще больше и вбил себе в голову, что я его последняя надежда. Отсюда и необычная настойчивость – пока я не пришел, он, голодный, околачивался возле дома. Но была и другая причина. Отправив телеграмму, он обнаружил, что в кармане осталось меньше фунта, и до него внезапно дошло: несмотря на наличие в кармане чековой книжки, получить деньги будет нелегко.

И вот я должен найти решение всех его проблем.

Не знаю, каких конкретно действий он от меня ждал. Думаю, Алан вообразил, что на следующий день я каким-то чудесным образом раздобуду денег, вывезу его из страны и поясню, куда можно безопасно направиться. На самом деле положения законодательства об экстрадиции чрезвычайно запутанны, и до сих пор никому из моих клиентов не требовались специфические познания в этой области.