— Господин, не губите! — с натугой выдавил дальний из них. Второй шевелил губами, но безуспешно.

Все-таки не быть мне профессионалом. Вместо того чтобы хладнокровно, как в кино, отправиться зачищать место преступления, я, как последний лох, мотнул «стволом» в дальний от лестницы конец коридора.

— Туда.

Стражи в буквальном смысле на четвереньках устремились в указанном направлении, а я, не дожидаясь результатов забега, скользнул вниз по лестнице.

Как же достала эта планета! Такое ощущение, что она пытается уничтожить меня как инородную инфекцию. В этот момент мое желание вернуться было незыблемым. Ни исследование чужого мира, ни разгадка загадочного процесса моего переноса сюда, ни те люди, которые стали мне дороги, — ничто и никто не мог пересилить тяги домой, тяги к спокойной и безопасной жизни на Земле.

Но тут опять накатила злость — они хотят убить землянина, думают, что мы там изнеженные мягкие существа, недостойные жизни на этой болотно-тихой планетке? Их Второй Поворот — ничто по сравнению с самоубийственными страстями, кипящими на Земле всю ее историю! Цунами? Не смешите наших японцев! Они кушают их на завтрак! Остров у них накрылся — скажите это американцам, они подскажут, как накрыть еще пару! Хотите напугать страхом пыток и смерти русских? Потом не жалуйтесь! Я передумал возвращаться! Если я захочу это сделать, то потому, что таков будет мой выбор! А теперь держитесь! Я этого не хотел. Это — ваш выбор!

На улице лило. «Удачно», — подумалось. Меньше народу на улицах, проще заметить слежку, если она будет. Порядком поплутав по улицам, вышел к адресу рандеву. Какой-то склад, двор, пристроенный сбоку, в углу двора непонятный сарай с огромными воротами. Во дворе — никого. Ладно, поспрашиваем.

— Ищешь кого? — в проеме распахнутой двери стоял мрачный что-то жующий мужик.

Я тут же вспомнил, что так и не поел в гостинице.

— Вы объявление давали о работе в карьере?

— Ну, давали. У тебя опыт есть?

— Есть. Много ума не надо — повяжу голову красной косынкой и пойду кайлом махать.

— Ясно.

Мужик махнул рукой в сторону сарая.

— Иди туда.

Я оглянулся, потом непонимающе посмотрел на мужика.

— Зачем?

Тот скривил лицо, потом покопался в кармане широченных штанов и достал из него красную тряпку.

— Ну?

Я кивнул, присмотрелся к нему и побрел к сараю. Внутри было сухо и пусто, лишь в углу стояла не запряженная телега с огромными ящиками на ней. Скинув накидку и пожитки, я прислонился к телеге, чувствуя, как начинает отпускать чудовищное напряжение. В сарай заглянул давешний мужик, осмотрелся и сказал:

— В сортир хочешь?

— Да не очень, — чувствуя подвох, ответил я.

— Очень, не очень — сходи. Вон в углу ведро. Давай по-быстрому, я за инструментом.

Я послушался — Сам сказал слушаться мужика во всем.

Минут через десять он вернулся с небольшой коробкой и молотком. Подошел к телеге, открыл крышку одного из ящиков и бодро велел:

— Залезай!

Я улегся в ящик, предчувствуя, что тот собирается сделать. Ящик пах свежим деревом, со дна его был виден беленый потолок сарая, освещенный только светом из открытых ворот. Слышно было, как мужик возится с чем-то, что-то ворочает, двигает досками. Наконец надо мной появилось его лицо.

— Замри. Голову — ровно, — сказал он. И тут же протянул руку и положил мне на лоб белесый камушек. Я вздрогнул от узнавания — камень был удивительно похож на тот, который я потерял в неизвестном озере в пустых землях. Неназвавшийся мужик какое-то время внимательно следил за мной, затем убрал камень с моей головы и исчез. Я попытался привстать, но не смог. Все тело, включая глаза, мне не подчинялось. Я только слышал возню в сарае и чувствовал, как начинаю отключаться. В последнюю минуту перед тем, как темнота поглотила меня, я увидел, как сверху на ящик опустилась крышка, и затем в голове у меня застучал волшебный молот, заколачивая последние мысли.

30

Подставка была сделана из тяжелого круглого камня, похожего на полированный гранит. Привычный свет пасмурного дня отражался от граней камня, искушая желанием стереть пыль, покрывавшую ее поверхность.

От подставки возносился вверх полуметровый стержень потемневшей бронзы, на конце которого располагалась площадка для установки кристалла. Последний предварительно монтировался в медной оправке, позволявшей оперировать с ним и располагать его под любыми углами без опасения повредить. Это было важно, так как работать приходилось в основном с кристаллами разнообразных солей, названия многих из которых я даже не знал. Стержень вращался вокруг своей оси посредством ременного привода от нескольких шкивов, связанных с маятниковым механизмом, помогавшим задавать скорость вращения кристалла. Этот механизм был намертво прикручен к углу стола, а сменные маятники и гири, которые приводили его в действие, свисали оттуда до пола. На стержне ниже шкива привода на толстой трубе были закреплены две колченогих руки, на концах которых монтировались линзы и то, что я называл чебурашками. Все это сооружение было окружено кубом большой, во весь стол рамы из черного, твердого как металл дерева, покрытого насечками для измерений. Три нити, натянутые на противоположные стороны рамы, давали возможность точно измерять положение линз и чебурашек в пространстве. Массивный квадратный стол, на котором покоилось все это сооружение, стоял посреди большой комнаты, в широких оконных проемах которой не было остекления. Скользящие деревянные ставни открывали и закрывали окна тогда и там, когда и где это было нужно. Высоченный потолок уходил в темноту у конька крыши балками, которые продолжались за пределами помещения, создавая вокруг него широкую галерею, окруженную простенькими перилами.

Рядом с установкой на доске, напоминающей кульман, висел чертеж схемы интерференции очередного кристалла. Такие же картинки, напоминающие рисунки художников-абстракционистов, украшали единственную глухую стену комнаты. У кульмана стоял я — в длинном балахоне, который я выпросил у Курта, так как постоянная возня с клеями и смолами изрядно пачкала одежду. Балахон, впрочем, не спасал от этого мои длинные волосы, а главное, бороду, которые из-за этого торчали космами во все стороны. Жизнь в уединении освободила меня от обязанности заботиться о внешнем виде, и я с удовольствием пустился во все тяжкие.

Прошло три месяца, как меня доставили сюда, к подножию холмов Облачного края. Пребывание в ящике еще никому не шло на пользу. После пробуждения мне пришлось восстанавливаться почти семь дней.

Вместе с путешествием в качестве инструмента для горных рабочих это заняло почти две недели без еды и воды, почти без дыхания и сердцебиения. Однако борода и не думала подчиняться местной медицинской магии, и по прошествии этого времени я уже мог бы быть экспонатом в бродячем цирке уродцев. Когда же выяснилось, что мне предстоит быть затворником и жить одному в офисе каменоломни, то мои требования по части гигиены сильно изменились.