– Главарь банды?

– Может быть. Во всяком случае, тот, кому доставляют девушек. Ты греческую мифологию изучал?

– Давно это было.

– Харон перевозит души умерших через реку Стикс в преисподней… А значит, это как раз тот, кто в нашей версии истории позволил Луазо «пересечь Стикс»…

– То есть проводник, наставник.

Белланже вздохнул и, помолчав, сказал:

– Из письма следует, что при жизни Даниэль Луазо никому не раскрывал местонахождение тайника, в котором прятал девушек. Он был осторожен. Но последнее письмо не смог уничтожить, потому что был уже мертв… С тех пор этот К время от времени заходит на сайт, смотрит, что показывает камера, чтобы узнать, как там обстоят дела с похищенной девушкой. Может, надеется, что она в конце концов умрет от голода.

– Да, похоже, все так и было. У тебя есть прикрепленное фото, о котором он говорит?

Белланже глубоко вздохнул и показал другую распечатку.

– Это что за чертовщина? – пробормотал Робийяр, вытаращив глаза.

На фото была очередная гнусность – отрезанная женская голова с опущенными веками, обритая, безбровая, стоящая на стальном столе. Она была очень белой и казалась почти нереальной, как восковая модель. Несколько зубов были вырваны и лежали перед ней. Крупный план не позволял определить, в каком помещении был сделан снимок.

– Вроде похожа на цыганку, – сказал Робийяр. – Ну, то, что от нее осталось. Наверняка это одна из наших девушек.

– И у меня такое же впечатление. Этот К еще больший псих, чем Луазо.

Робийяр не отрывал глаз от снимка.

– А где тела, черт возьми? В конце концов, мы же их всех найдем, рано или поздно. Двенадцать тел, двенадцать пропавших девушек за год с лишним. Это же не могло пройти незамеченным. Не понимаю.

Пока Робийяр ломал голову, Николя Белланже вдруг как громом поразило. Он сильно побледнел. Паскаль положил ему руку на плечо:

– Ты в порядке?

– Усталость и все такое… Иногда у меня впечатление, будто я сражаюсь с ветряными мельницами. Луазо же был полицейским, ты это осознаешь? Этот тип носил униформу, имел трехцветное удостоверение в кармане. Как с этим можно бороться? С меня хватит, меня уже достал весь этот бред. А ведь мне всего тридцать пять лет. Шарко прав, я уже расстрелял почти все свои патроны.

Он застыл, уткнувшись взглядом в землю. Паскаль Робийяр уже довольно давно чувствовал, что шеф сдает. Он глубоко вздохнул в унылой тишине, царившей вокруг, потом вдруг щелкнул пальцами:

– Я тут кое-что подумал, увидев отрезанную голову. Помнишь зубы в бумажнике? А главное, инициалы внутри?

– Кажется, там было вырезано КП, – равнодушно сказал Белланже.

– Ну да, КП… Может, некоторые зубы из бумажника имеют отношение к этой отрезанной голове? А впрочем, может, и сам бумажник сшит из кожи этой несчастной женщины. Понимаешь, что я имею в виду?

– Что К из этого письма на самом деле КП, который сшил бумажник из человеческой кожи и «преподнес» его Луазо?

– Вот именно.

Робийяр постучал пальцем по фотографии:

– Тогда кое-что можно уточнить. Мы знаем, что письмо было отправлено из орлеанского РБЦ. Там тысячи людей работают, но нам ведь нужны только те, у кого инициалы КП. Если отбросить всех лишних, может и сработать, а?

Белланже кивнул:

– Превосходная идея. Возьмешь на себя? А я попытаюсь связаться с жандармами, которые ведут дело Микаэля Флореса.

– О’кей.

Белланже почувствовал себя немного лучше. На этот раз им было что погрызть – увесистую кость. И открывались четкие пути.

– Ты мне вроде сказал, что у женщины, которую мы ищем, сердце Луазо? – спросил он.

– Точно.

– Носить в себе сердце такого мерзавца – мне ее жаль, но это может нам помочь. Наверное, есть средство узнать ее имя через центр пересадок. Позвони Левалуа, пусть расстарается как можно быстрее. Я хочу сам добраться до этой странной дамочки и вытянуть у нее все, что она знает.

23 часа.

Время, когда инстинкт самосохранения, увенчавший тысячи лет эволюции, бросается в атаку.

Время кормления.

Первым всегда начинал голосить Жюль. Он родился первым, был покрупнее брата и чаще плакал, требуя максимального внимания. Люси даже задавалась вопросом, не из-за него ли на лбу второго близнеца появилась та маленькая складочка, может, это след от чего-то вроде боксерского поединка в мамином животе?

Доминирующий близнец во всем своем великолепии.

Молодая мать бережно положила его на сгиб руки и дала рожок. Маленький жадный ротик сразу же схватил губами резиновый отросток и начал сосать, как ему и было предписано природой. Ритуалу предстояло продлиться около четверти часа, потом еще четверть часа следовало подождать облегчающего срыгивания. Потом наступал черед брата. Люси даже не осмеливалась представить себе матерей, родивших тройню. Настоящее маленькое предприятие.

Ее телефон зазвонил в 23:05.

– Ты так же пунктуален, как и твой сын, – сказала она, улыбаясь.

– Держу пари, что Жюль опять обогнал брата. Он здесь, при тебе, спокойно лежит в своем голубом конверте?

– Думаешь? Вообще-то, Франк, в конверте сейчас слишком жарко. Он в одном полосатом боди, похож на толстого шмеля. А ты где?

– В гостинице, собираюсь принять душ и лечь. Хотел только напоследок услышать твой голос и их чмоканье.

Люси поднесла телефон ко рту Жюля, до которого оставалось всего несколько сантиметров. Новорожденный был невозмутимо сосредоточен на сосании. Рядом могла разорваться бомба, он бы даже не вздрогнул.

Шарко сидел на полу в своем гостиничном номере, тер усталые глаза, вокруг него были разложены документы из досье Пьера Фулона. Протоколы, портреты жертв, отчеты службы криминалистического учета, судмедэкспертов, резюме разных дел. Он хотел хорошенько подготовиться к завтрашней встрече.

Прежде чем позвонить Люси, он долго говорил с Николя Белланже и подвел кое-какие итоги расследования. Капитан сообщил, что после выхода на сайт Луазо у них, возможно, появился след КП из орлеанского РБЦ. Рассказал также об отрезанной голове и об убийстве фотографа по имени Микаэль Флорес. И добавил, что завтра утром, когда встретится с командиром жандармов Эври, узнает больше.

Слушая довольное чмоканье сына, Шарко выбросил из головы все лишнее, и перед его мысленным взором возник образ обоих близнецов.

– Ну, что скажешь? – спросила Люси.

– Хороший едок, как и его отец.

Шарко хотел поговорить обо всем и ни о чем, чтобы минуты шли быстрее. Он скучал по своей семье, это он-то, который всего несколько лет назад и подумать не мог, что однажды снова полюбит.