Потрясенный до глубины души Шушниг вернулся в Вену, помышляя об отставке, но не смог найти ни одного желающего и умеющего противостоять вождю нацистов. Он обращался к мэру Вены – монархисту по убеждениям, бывшему начальнику полиции города, государственному секретарю по общественной безопасности, к другим открытым оппонентам Гитлера. Все до единого отказались. Предложение он делал и Максимилиану Гогенбергу, Габсбургу, который не был Габсбургом[597]. Верность семье предопределила его ответ.

Герцог Гогенберг сказал Шушнигу, что возглавить Австрию может его двоюродный брат Отто, который эмигрантом проживал тогда в Бельгии. Отто было всего двадцать пять лет, но в его возрасте Франц-Иосиф уже семь лет как был императором. Канцлер верил в реставрацию монархии, но его как будто парализовало стремительное развитие событий. Отто направил Шушнигу письмо, убеждая его не идти больше ни на какие уступки, и сделал канцлеру любопытное предложение:

В этот грозный час сильнейшей опасности, если Вы ощущаете неспособность противостоять дальнейшему давлению… я прошу Вас, какая бы ни сложилась ситуация, передать мне пост канцлера. Я не требую реставрации монархии… Я призываю Вас только передать мне этот пост, чтобы мы могли воспользоваться возможными выгодами от формальной реставрации монархии, и притом без всяких изменений в конституции и без всякого нового признания… Я действую так, потому что считаю своей обязанностью, когда Австрия в опасности… победить или умереть вместе со своей страной[598].

Его предложение прогремело колоколом на фоне оглушительного молчания герцога Виндзорского, проживавшего в изгнании во Франции. Полная безответственность герцога в то время, когда друзья в Австрии боялись за свою жизнь, еще больше навредила его и так уже подорванной репутации.

Прямое предложение, сделанное двоюродным братом Гогенберга, казалось, даст Шушнигу возможность храбро говорить во весь голос, чего он не делал ни до, ни после. Он отверг его, несмотря даже на то, что нацистские террористы уже начали сеять хаос, кидая бомбы или угрожая ими, и, в свою очередь, призвал к проведению общенационального плебисцита, чтобы люди решили сами, сохранит ли страна свободу и независимость или будет поглощена нацистской Германией. Датой было выбрано 13 марта 1938 г., канун мартовских ид.

Адольф Гитлер был твердо намерен ни под каким видом не допустить голосования. Два корпуса Восьмой армии Германии выдвинулись к границам Австрии, ожидая приказа к наступлению. Операцию по вторжению в Австрию Гитлер назвал кодовым словом «Отто», именем человека, который, как он боялся, может свести на нет устремления всей его жизни[599].

Многие в Чехословакии по наивности думали, что смертельная угроза, стоявшая у самого порога, все-таки не перешагнет границ страны. София и Фриц Ностиц-Ринек были не из таких. Дата плебисцита становилась все ближе, и она созванивалась с братьями каждый день. Если бы правительство канцлера Шушнига сдалось и пустило гитлеровскую армию в Австрию, ни одному Гогенбергу было бы несдобровать[600].

За два дня до плебисцита Шушниг объявил, что обратится к нации по радио. Посол США в Лондоне Джозеф Кеннеди телеграфировал президенту Франклину Рузвельту: «Беседы с различными правительственными чиновниками зарубежных государств… показали, что они считают обстановку в Центральной Европе исключительно острой, но, как сказал сегодня утром посол Франции, вряд ли что-то случится, кроме того, что Шушниг в конце концов спасует»[601]. Оценка Кеннеди оказалась верной. В 2 часа 45 минут того же дня Шушниг втайне решил уступить требованиям Гитлера, а в это время по всей Вене из репродукторов раздавался государственный гимн.

Это обращение, всего за двое суток до намеченной даты, насторожило многих австрийцев, и они заподозрили худшее. Толпы в панике кинулись на Венский вокзал, чтобы успеть на поезд, который в 11:15 отправлялся в Прагу. Пришлось даже подать дополнительный состав, чтобы спасти вокзал от разгрома[602]. У Гогенбергов были свои планы. Если бы Гитлер двинулся на Австрию, Эрнст с семьей укрылись бы в британском посольстве. Отец Мэйзи, дипломат, обеспечил бы им там убежище. Макс договорился, что такси без номеров отвезет его семью в Чехословакию. Они собрали чемоданы и пораньше отправили детей в постель[603].

Канцлер Шушниг зачитал свое радиообращение из той же самой канцелярии, в которой убили Энгельберта Дольфуса. Начав со слов «Мужчины и женщины Австрии, сегодня мы оказались в сложной и переломной для нашей страны ситуации»[604], он за несколько минут подчинился всем требованиям Гитлера, отменил референдум и отправил в отставку правительство. Австрийцам предлагалось мирно принять немецкую аннексию. «Мы покоряемся силе, потому что решительно настроены ни в коем случае не проливать кровь. Вооруженные силы получили приказ не оказывать никакого сопротивления в случае вторжения немецкой армии»[605]. В конце Шушниг сказал не традиционное «Боже, храни Австрию», а «Боже, защити Австрию». После его обращения зазвучала «Неоконченная симфония» Шуберта. Почти тут же свастики и немецкие флаги появились во всей Вене, городах и деревнях страны[606]. Для австрийских нацистов и их сторонников наступило время торжествовать победу. Для противников нацистов, среди которых были и Гогенберги, обращение канцлера прозвучало смертным приговором[607].

София с мужем Фрицем прослушали радиообращение канцлера Шушнига. Когда оно закончилось, чешский диктор призвал слушателей к спокойствию, заверил, что армия не мобилизуется, и воззвал к народному единству. Потом зазвучала «Неоконченная симфония» Шуберта, и тут же раздался телефонный звонок. Из Австрии звонил Макс. Разговор оказался коротким. Он сообщил Софии, что они немедленно выезжают в Прагу, надеясь успеть, пока не закрыли все границы. Для большинства европейцев Вторая мировая война началась через полтора года после аншлюса Австрии. Для Гогенбергов и других противников Гитлера она разразилась вечером 11 марта 1938 г.[608].