– Ты не человек, ты – маг. И ты будешь легендой.

Вот теперь мне было не до смеха.

– Не хочу быть легендой.

– Никто не хочет, – вздохнула девочка. – Я тоже.

Она взяла стакан и, морщась, выпила бело-зелёную жидкость в несколько глотков. Ох, не козье там молоко с целебными травами…

– Я тебя ни о чём не спрашиваю! – быстро произнёс я. – Мне не нужны твои предсказания!

– Я предсказываю не для тебя, – девочка подняла тонкие ручки. Черканула воздух крестом, я узнал руну Наудиз. – Я предсказываю для волшебства. Я – голос рун, я – дыхание магии, я – капля в реке времени…

Она вгоняла себя в транс. Надо было встать и выйти, или, может быть, дать ей пощёчину и заставить умолкнуть. Но я не мог. Я оцепенел.

Может быть, она задействовала какую-то руну. А может быть, руной было всё вокруг. Я посмотрел на белые стены и вдруг ощутил пульсирующее в них время. Там, под белой штукатуркой, на древних камнях были процарапаны руны – в основном Наудиз – Нужда, но были и другие, они сливались в единую сеть, и каждая Лунная Дева вливала в неё немного своей жизни, как мы в Академии, или в Клубе магов…

– Нужда стесняет грудь, но услышь её вовремя – будет нужда в помощь и спасение…

Я пытался встать. Честно пытался. Но моё тело уже не принадлежало мне – я мог только слушать.

– Боль красавицы, дрожь голого на морозе, тяжкая доля бедняка – чёрная работа… Наудиз, тебе моё время, сколько надо бери – чтобы вовремя услышать…

Девочка раскинула руки, замерла.

А потом заговорила совсем другим голосом, и детским и взрослым одновременно, дрожащим, сотканным из многих голосов. Будто тысячи Лунных Дев шептали её губами.

– Я дам тебе три имени, три места и три совета, рунный маг. Если ты ошибёшься в имени – ты умрёшь сам. Если ты ошибёшься в месте – ты убьёшь тех, кого любишь. Если ты не исполнишь любой совет – ты погубишь весь мир.

Я молчал. Я смирился и слушал предсказание, которого не просил.

– Танри. Мирарек. Уинвард. Найди связь.

Владелец амулета – самый заурядный из Великой Шестёрки… Женщина-маг из Великой Шестёрки. И самый юный волшебник из Шести. Какая ещё связь, кроме того, что они вместе возвысили Тёмного Властелина?

Но я молчал.

Я смотрел на юную девушку, сидящую передо мной. Это уже был не ребёнок, это была взрослая девица, которой впору было идти замуж и самой рожать детей. Белое платье стало ей впору, лицо округлилось, глаза были взрослыми и печальными. Восемнадцать лет? Двадцать? Никак не меньше. Неужели три имени стоили прорицательнице десятилетия жизни?

– Перевал Хазрат. Рунное Древо. Замок Властелина. Не забудь.

Она стала взрослой. Моей ровесницей с виду. Тридцать, тридцать пять. В своём горном селе она была бы уважаемой женой, матерью выросших детей, уже не юной, но ещё крепкой и красивой. За её плечами была бы счастливая жизнь с любящим мужем – почему-то я был уверен, что ей достался бы хороший муж, мне даже казалось, что я вижу его лицо. «Это отголоски предсказания, – вдруг понял я. – Это сырая рунная магия, влитое с избытком время… я вижу истинное прошлое, скрытое настоящее и неслучившееся будущее».

Я поднял руку – тяжёлую, будто каменную. За ней струился серебристый свет. Я шевельнул пальцами – образы закружились не то в моей голове, не то в воздухе между мной и Лунной Девой.

«Сеннера», – мысленно шепнул я.

И увидел изменённую девочку. Она была прикована к лабораторному столу, возле которого стояли Сект и Ирбран. Взгляды, которые бросали натурфилософы друг на друга, не отличались любовью. Но они явно были заинтересованы тем, что собирались сейчас сделать.

Ирбран поднял банку из тяжёлого стекла – внутри шевелился тёмно-зелёный побег лианы.

Сволочи!

Она не смогла сбежать. Или сбежала, но её вскоре поймают. И дьявольское Жохар-До-Лакши, «древо ночи», лишит её воли и заставит повиноваться.

Она пыталась нам помочь, а мы ей не смогли.

Снова бросили.

Я вдруг понял, как ненавижу Тёмного Властелина.

– И самое главное…

Лунная Дева уже не была женщиной.

Она стала старухой.

Шестьдесят?

Больше?

Не знаю, не могу различить, боюсь понять. Она вновь уменьшилась, ссохлась, превращаясь в хрупкую старушку, лишь глаза снова стали молодыми и полными восторга. Говорят, иногда рунные маги, слишком быстро сжигая своё время, начинают испытывать экстаз сродни наркотическому. Я раньше в это не верил, но сейчас, глядя в сияющие глаза, понял – это правда.

– Время не жалей два раза, но самое главное – не пожалей в третий раз, – сказала Лунная Дева.

– Время не жалеть два раза, но самое главное – не пожалеть в третий раз, – прошептал я, чтобы запомнить наверняка.

– Ошибись дважды, стоя в центре и идя по краю, чтобы не ошибиться в третий раз, – произнесла старуха.

– Ошибусь дважды, стоя в центре и идя по краю, не ошибусь в третий раз, – сказал я.

– Чтобы спасти – предай, чтобы найти – потеряй, чтобы убить – пощади, – прошептала Лунная Дева.

– Предам, чтобы спасти, потеряю, чтобы найти, пощажу, чтобы убить, – пообещал я.

– Прощай, Грисар, рунный маг, сын, муж и отец, – сказала Лунная Дева.

Глаза её закрылись – и она осела в подушки.

– Помогите! – закричал я, вскакивая. Ноги были, словно ватные, но руны больше не держали меня. – Помогите же, кто-нибудь!

Я наклонился над старушкой, прижался ухом к груди – снова плоской, как у ребёнка, ссохшейся, так ни разу и не накормившей дитя…

Сердце не билось.

– Помогите же! – прошептал я, не зная кому.

Дверь наружу не открылась. А вот по лестнице сверху, беззвучно и неторопливо, спустились трое.

Девочка чуть старше прежней Лунной Девы, тоже одетая в белый балахон. Женщина средних лет – в обычной горской одежде. И сгорбленная старуха в чёрном.

Они всё время были там?

Ждали, пока их маленькая подруга умирала?

– Что же вы наделали? – спросил я. – Зачем мне всё это?

Ответила старуха, не глядя на меня и с явной неохотой.

– Это было нужно.

– Она сожгла свою жизнь! – сказал я. – Она же совсем ребёнок! Сожгла ради трёх имён!

– Трёх имён, трёх мест, трёх советов, – поправила старуха. – Такова была цена. Мы не торгуемся с вечностью.

Женщина взяла тело из моих рук. Бережно, как собственное дитё, понесла наверх. Уже на лестнице я увидел, как в глазах её набухают слёзы, и всё понял. И тут женщина прошептала слово, от которого я вздрогнул. И воскликнул: