– Да очень просто, мы тут с их командиром посоветовались, – взводный кивнул на стоящих с каменными лицами сержантов внутренних войск, – и придумали, как с тобой быть. Уволить тебя и документы выдать мы не можем, а вот отправить в Чернодырье – запросто. Выпишем проездные документы, узнаем у летчиков, откуда ближайшего борта на Самару ждать можно, и полетишь.

– А... Товарищ лейтенант, а как же... Это... А вы здесь останетесь?

– Ну куда же мы денемся! – вздохнул Мудрецкий. – Или один ехать боишься?

– Не, товарищ лейтенант, я не об этом, – справился с собой Заботин. – Ну, вот я уеду, а вместо меня кто? Молодых-то вам не будет, правда? Это ж получится, я вас тут бросаю, а сам домой, так?

– Наш человек, – чуть слышно пробормотал один из гостей-сержантов.

– Не хочешь – не езжай, – пожал плечами Юрий. – Хочешь – подожди немного, я же тебя завтра не выгоняю. Вот, блин, чего не думал в армии увидеть – это дембеля, который домой не торопится!

С этими словами лейтенант Мудрецкий покинул притихший взвод, изумленно вытаращившийся на своего сослуживца.

Минуты две-три в казарме висело почтительное молчание. Первым его осторожно нарушил тот сержант, который был с чемоданчиком.

– Ну, в общем, не знаю. – Гость смущенно кашлянул и продолжил уже более уверенно: – Ну, земляк, дело твое, когда ты поедешь, но мы тут подумали, что со всей вашей историей у тебя времени не было нормально приказа дождаться. И вообще не до того было. Так что вот. – «Вэвэшник» шагнул вперед и почтительно положил чемоданчик на одеяло рядом с остолбеневшим Заботиным. – Тут и от нашей комендатуры, от дембелей земляку, значит, и с вашего взвода ребята тоже постарались. Может, ты по-другому хотел, но так уж у нас получилось!

С этими словами сержант клацнул замками и жестом фокусника откинул крышку. Вслед за ней с таким же щелчком откинулась нижняя челюсть у получившего подарок химика. По комнате пронесся тихий, но дружный вздох восхищения.

В чемоданчике лежала форма. Не какая-нибудь отутюженная парадка первого срока носки и последней армейской моды – откуда бы ей взяться в этих вечно зелено-пятнистых краях? Нет, там была самая обычная камуфла, в которой щеголяли все присутствующие. Но зато какая это была камуфла! Она была специально уложена так, чтобы с первых мгновений поразить взгляд – и, заметим, ей это удавалось.

Жесткие и широкие, как лобовая броня танка, погоны были позаимствованы у какого-то прапорщика, только вместо мелких звездочек с них сияли золотом огромные буквы «ВС» – ибо их владелец, дембель, отдал свои лучшие два года Вооруженным силам в гордом и честном звании рядового. В петлицах красовались замысловатые латунные эмблемы химических войск – примерно вдвое большего размера, чем требовалось по уставу, поскольку маскировка дембелю уже ни к чему, но кто понимает – должен сразу видеть, что перед ним не просто пехота и тем более не стройбат какой-нибудь. У тех собственная гордость, но чужой славы химику не надо – своей вполне хватает.

В добавление к этой славе грудь химика должны были украсить многочисленные значки – о существовании некоторых Заботин до этой минуты и не подозревал, – и под каждый была сделана хитрая подкладочка из латуни и красного оргстекла, на посрамление тем заводам, которые делают знаки солдатского отличия такими мелкими и невзрачными. Покрытую золотистой броней грудь пересекал плетенный из ослепительно белого шнура аксельбант – украшение, по уставу положенное лишь десантникам и всяким генеральским адъютантам, кремлевским часовым и прочим парадно-штабным деятелям. Ну, с последними все понятно – а вот чем, скажите, боевой химик хуже любого десантника? Кто скажет, что бегать и отжиматься в химзащите легче, чем прыгать с парашютом, пусть бежит и отжимается. А с московско-штабным аксельбантом лежащий на маскировочных пятнах шнур не спутал бы никто, поскольку к штабному привешивается бессмысленная металлическая штучка, и никогда на ее месте не окажется начищенный до веселого блеска винтовочный патрон. Скромный, обычный, но вычурные и пошлые подвески не к лицу участнику боевых действий.

Таким же белым шнуром была оторочена черная нашивка на рукаве и вдобавок покрыта прозрачным пластиком – чтобы не вытерлись и не потускнели цвета российского флага и гордые буквы: «Россия. Вооруженные силы». Вторая нашивка была сделана по специальному заказу, а где и как – про то знали немногие: автор идеи лейтенант Мудрецкий, художник-дизайнер Валетов и технический заказчик – администрация Хохол-Юрта. На очертаниях Чечни расположилась крупная надпись «58-я армия», а вокруг очень мелким шрифтом значилось: «5-я резервная тактическая группа специального назначения». Разумеется, такая нашивка не предполагалась никаким уставом и никогда не была бы утверждена ни одним армейским начальником. Разумеется, само появление и существование такого подразделения было военной тайной – у нас вообще любое начальственное разгильдяйство прячется под гриф «секретно». Если начальство большое – «совершенно секретно»... и далее по нарастающей. И конечно же, такие нашивки моментально содрал бы с рукава своих подчиненных подполковник Стойлохряков, командир отдельного мотострелкового батальона, расположившегося очень далеко от пятьдесят восьмой общевойсковой армии Северо-Кавказского военного округа. Ну и что? Мало ли какому офицеру не понравится внешний вид дембеля...

В дополнение к полностью потерявшему свое изначальное маскировочное назначение камуфляжу прилагался белый пояс с латунной бляхой. Придирчивый глаз мог бы различить кое-где на ней следы сточенной пятиконечной звезды – ну что вы хотите, все-таки полевые условия... Впрочем, менее дотошный исследователь в первую очередь обратил бы внимание на аккуратно припаянного к желтому металлу двуглавого орла – в отличие от изображения на воротах, настоящего армейского, изначально предназначенного для офицерской фуражки.

– Ты ниже, ниже посмотри, под одежкой, – подсказал остолбеневшему от свалившегося на него счастья Заботину сержант. – На донышке.

На дне чемодана обнаружились две вещи. Во-первых, хромовые офицерские сапоги модернизированного под потребности дембеля образца – с умело присобранными в «гармошку» и в таком состоянии подшитыми голенищами. Тихо звякнули посаженные на шурупы двойные подковки. Во-вторых, голенища сапог нежно обнимали совершенно неуставную для солдата фуражку – широченный блин со столь высоко задранной тульей, что штандартенфюрер Штирлиц обязан был бы просто застрелиться от зависти: у его «фуры» передняя поверхность все-таки не торчала строго вертикально. Орел на ней чем-то отличался от приделанного к бляхе. Не офицерский был орел.

– Где-то я похожую штуку видел... – тихонько сказал Ларев.

Второй сержант шепнул ему на самое ухо, так, чтобы никто больше не расслышал:

– А на хрена вашему Крутову фуражка... Ну, потребуется – новую выдадут...

– Ну, ребята... земляки... нет слов... – наконец выдохнул счастливый обладатель всей этой роскоши. – Ну... я не знаю...

– Слышь, Забота, надел бы! – с плохо скрытой завистью подсказал Простаков. – Посмотрим, как оно на тебе.