Футбол – игра для молодых. И у этих парней не было права на развлечения вне игры. А игра постепенно становилась для них всем, занимая, откусывая все больший кусок от жизни, не оставляя времени на личное. Поэтому мое появление стало для них глотком свежего воздуха. И я это понимала, немного жалея каждого из них. Я сама так жила три года – от звонка до звонка, пропуская каждый день через экран смартфона и фильтры инстаграма. Я невольно стала роботом, и только попав в Рио я осознала, что такое настоящая жизнь. Протекающая без камеры смартфона, наполненная веселым смехом друга и жаркими поцелуями твоего почти-бывшего парня. Вспомнив о Дэве, на мои глаза навернулись слезы. Но я мужественно удержала эмоции в узде, переключая на шумную компанию парней возле себя, доставившую меня до кафетерия и уже поставившую на пол.

«Где же Эд?» - Вдруг заволновалась я. – «Что ему за меня будет? Не выгонят ли?»

- Не выгонят. Не переживай. – Шепнул мне на ухо Ник, и я поняла, что последнюю фразу проговорила вслух.

- Тренер у нас хороший. Лютует, орет, но не кусает. Ну выговор пропишет. Отработку недельную. Семь потов выжмет с Эда, но ему полезно, паршивцу. Распустился в последнее время, отвлекается, когда играет. Даже товарищи по игре жалуются. С тобой повелся? Не зря нам тренер говорит, чтобы мы не женились до тридцати пяти лет, пока нас в запас не спишут. Семья мешает футболу… - На полном серьезе заявил Ник. Я поежилась, подумав о том, в какую мясорубку попал бедный Эд. Вспомнила, как он говорил мне, что хочет семью, и двух, трех детей… что готов загибаться и пахать ради этого. Я сама видела, что он костьми ляжет, только бы его близкие и друзья ни в чем не нуждались. И такая жертвенность пугала. Была немного ненормальной. Я подозревала, что все дело в семье, в детстве Эда. Он с радостью рассказывал про маму, про то как играл в футбол с дворовыми ребятами… но когда я задавала осторожные вопросы насчет отца, Эд замыкался в себе и не отвечал ничего. После третьего раза я поняла, что отец – его личное табу и лезть перестала.

- Беречь вам себя надо, Ник. – Вздохнув, ответила я. – Про профессиональное выгорание слышали? А я не только слышала, но и на своей шкуре ощутила. Мерзопакосная штука, если честно.

- А кем ты работала? – Заинтересовался Ник, и я поняла, что сболтнула лишнего. Помедлив, тихо проговорила:

- Моделью. В Москве.

- О, так ты из России? Я там часто бываю. В столице, я имею ввиду. Я там родился и вырос, как Миша и Эд. Меня Николай зовут, Коля. А чего мы на английском треплемся кстати? Давай на ты и на нашенском! – Я улыбнулась. С таким другом не соскучишься. Но когда Ник добавил:

- А где снималась? У меня пол города знакомых в элитной тусовке. Может, пересекались на вечеринках. Напоминаешь ты мне кого-то…

- Ник, закрыли тему. – Резко оборвала его я, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. Мое прошлое догнало и стукнуло меня по башке. Чтобы не расслаблялась. Конечно, в моем лакшери окружении никогда не вертелись футболисты. Гор оберегал меня от «низшей касты». Со мной общались только представительные и скучные бизнесмены, иногда прорывались модные певцы из шоу бизнеса, но редко. Гор их недолюбливал, оберегая меня, как дракон стерег свое главное сокровище. Но его детка взбунтовалась и сбежала к самому неподходящему парню в мире.

«Где ты, Дэв? Ты мне так нужен…» - Я сидела за пластиковым столом кафетерия, в компании десяти парней, но ощущала себя невыносимо одинокой.

- В общем, в нашем деле, Ника, нет отпусков и выходных. – Подытожил Ник, задумчиво помешивая ложечкой чай, рассыпав сахар по столу. – Чуть только расслабишься, как Эд – сразу выбываешь на скамью запасных. Числишься в проигравших. А Эдуард не умеет и не любит проигрывать.

- Я это заметила. – Медленно протянула я и снова глянула на часы. Мой чертов футболист задерживался…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эдуард прошел в сторону административного корпуса, но застыл в коридоре, когда шум голосов парней затих. Подошел к окну и вытащил телефон, пустым взглядом посмотрев сквозь него. Ему предстояло сделать два самых сложных звонка в своей жизни. А уже только потом идти на ковер к тренеру.

- Алло? Дэв? Это Эд. Да. Она у меня. Нет… Она не хочет тебя видеть. Прости. Не приезжай, не надо. Я пообещал, что не буду звонить. Почему звоню? Потому что у меня, в отличие от этой маленькой избалованной крошки, есть понятие совести и долга! А у нее оно отсутствует, как класс. Я просто представил себя на твоем месте, что ты приехал в кафе и не обнаружил ее… Я б чокнулся. Честно. Да, я понял. Не светись только, хорошо? А то птичка упорхнет от нас обоих и тогда точно попадет в неприятности. Что? Да. Она мне все рассказала, Дэв. Про бандитов и то фото. Я все знаю. Поэтому и звоню. Все очень серьезно, да? Хорошо. Я буду осторожен. Я сберегу ее. Сейчас мы в спорт комплексе, пиши адрес. Если мы уедем отсюда, я позвоню и сообщу, куда. Не за что, Дэв. Я знаю, ты поступил бы так же, как я. – В трубке раздались короткие гудки и Эд выдохнул с облегчением. Но потом зажмурился, как мальчишка, страшась наказания. Следующий звонок словно навесил на него пудовые гири. Рука с телефоном бессильно опустилась на подоконник и не поднималась. Но он должен, должен…

Обостренное чувство долга стучало в его висках, когда Эд, набравшись смелости, поднял трубку, поднося ее к уху. Человек на другом конце провода схватил телефон после первого гудка. Словно ждал…

- Привет, пап. – Выдавил из себя Эд. – У меня плохие новости. Насчет Вероники.

«Ты слажал!» - Зазвучал в голове воображаемый отцовский голос с металлическими нотками. – «Я доверил тебе такое простое дело – следить за моей любимой девушкой! А ты мало того, что сам втюрился в нее, еще и умудрился позволить ей ввязаться в бандитские разборки?! Я разочарован в тебе, Эд! После этого я просто вышвырну тебя из своей жизни, и все будет, как раньше. Ты останешься один! До конца своих дней один! Матери ты не нужен, ты для нее лишь банковский счет. Как и для длинной вереницы девушек, что встречались на твоем пути… Никому ты не нужен! Не нужен ты и Веронике. Ваш поцелуй показал, что все, что ты надумал о ней – лишь иллюзии и самообман. Ей никогда не быть твоей! Она навечно моя, я заберу ее себе… снова, как раньше привяжу невидимыми цепями, и не отдам никому. Уж тем более тебе, моему родному сыну…»