— Мертва, — тихо сказал Евгений. Он сидел, наклонившись вперёд, а за его спиной безутешный парень всё пытался воскресить только что убитую девицу.

— Все вон из машины, вон! Сейчас же! — рявкнул Дарх, но никто не двинулся с места.

Женщина с косами не отрывала глаз от Анны, бледной и безмолвной, юноша что-то кричал, Раапхорст же сидел, словно канув во тьму. На его лице теперь не отражалось ни страха, ни какой либо иной эмоции, лишь хладное безразличие. Мужчина впервые в жизни видел смерть человека так близко. Конечно, ему приходилось рассматривать трупы в анатомическом театре, даже самому их вскрывать, конечно, он посещал морг, будучи студентом, но то были люди незнакомые и как бы абстрактные. В сознании Раапхорста они представляли собой материал для исследований, и за набором органов, костей и мышц Евгений не видел человеческих жизней. Сейчас же всё оказалось иначе. Впервые увидев, как на глазах живой человек превращается в мертвеца, пустую оболочку, лишённую разума, эовин ощутил нечто невероятное. Для него это был новый опыт, и мужчина изо всех сил пытался разобраться, определить отношение к тому, что только что произошло.

— Да, оставь ты её! — заорал Дарх, обращаясь к юноше. Но тот едва ли слышал его. Он плакал, продолжая хлопать покойницу по щекам и выкрикивать её имя. «Анна!» — в его устах звучало, как самый страшный возглас отчаяния, и эовину на мгновение стало жаль нахального парня. Он узнал в нём себя. Как и Раапхорст когда-то, юноша сейчас потерял дорогого человека.

— Ну, всё, мне это надоело! Если надо, я силой вас отсюда вытащу! Пошли немедленно. Они уже близко! — вскричал седовласый мужчина, и только сейчас Евгений, женщина с косами и плачущий юноша пришли в себя. Очнувшись от исступления, они встрепенулись и посмотрели на водителя. Тот глядел на них, и взгляд этот был страшен. Старик крикнул что-то ещё, и тотчас оставшиеся в живых люди и эовины выскочили из машины. Последним наружу вышел Раапхорст. Ощутив холодные капли и порывистый ветер, мужчина вздрогнул и огляделся. Красных огоньков становилось всё больше, некоторые из них маячили вдалеке, некоторые же были совсем близко.

— Бежим, — приказала женщина. — Раапхорст! Раапхорст! — вдруг вскричала она и в ужасе попятилась. Юноша и старик тоже отшатнулись, не в силах кричать из-за страха. Эовин не сразу понял, в чём дело. Он успел лишь уловить странный скрежет, постукивание и прерывистый гуд, вдруг раздавшиеся позади, перед тем, как нечто громадное сбило его с ног. Что-то холодное и металлическое ударило Евгения в спину, и мужчина рухнул на влажный песок, издав сдавленный возглас.

«Бежать… Бежать…» — мелькнуло в его сознании, но сделать это было уже не в силах черноволосого мужчины. Он с трудом обернулся и замер, словно увидев собственную смерть. Над ним, гремя и скрежеща металлом, возвышалась чёрная фигура, отдалённо напоминающая человеческую. Невозможно было понять, кто это — человек, зверь, стоящий на задних лапах, или нечто иное, что-то, чего Раапхорст никогда не видел. Из кривых плеч создания торчали странные заострённые предметы, будто обломки металла, на его голове, маленькой и чёрной, горели два ярких красных огонька, и эовин вспомнил мясника, так их боявшегося.

«Палач», — подумал эовин.

Грохот механизмов стал нестерпим. Чудовище издало протяжный визг, и медленно наклонилось: из его спины, заметил Раапхорст, выдвинулось что-то, напоминающее руку. Суставчатый механизм, с продетым сквозь него чёрным шлангом, неторопливо потянулся к эовину, и игла на его конце засверкала, отражая красный огонь, горевший в глазницах палача. Гуд усилился.

«Что это? — словно в бреду, подумал Евгений. — Смерть… Смерть? Смерть!»

Раапхорст изо всех сил рванулся назад. Где-то позади он услышал вибрации Дарха: видимо, седовласый мужчина собирался атаковать. Евгений ускорился. Упираясь ногами и руками в песок, он отполз от чудовища не слишком далеко, но боевому эовину хватило этого сполна. Старик напрягся и пристально взглянул на палача. Раздался высокий зудящий звук, воздух напрягся, и палач, словно в него на большой скорости что-то врезалось, дёрнулся, пошатнулся и рухнул в грязь. Игла вместе с рукой вернулась в спину, и монстр взвыл голосом, в котором не угадывалось ничего ни человеческого, ни звериного.

Это ещё сильнее напугало Раапхорста, но он всё же нашёл силы встать. Вскоре он нёсся по песку, спотыкался, но не останавливался, стремясь к людям, с которыми совсем недавно сидел в машине. Он слышал их призывные крики. Наконец, эовин остановился рядом с женщиной, и она незамедлительно принялась его осматривать. На Раапхорсте не оказалось ни одной раны, он отделался только потрясением и небольшой болью в спине.

— Как ты, парень? — спросил Дарх. — Бежать сможешь?

Евгений неопределённо мотнул головой. Только что избежав смерти, он едва ли понимал, что с ним происходит. Мужчина вопросительно смотрел на своих покровителей и желал лишь одного, чтобы всё кончилось. Однако, всё только начиналось. Палач встал и, подняв голову, посмотрел на людей. Сейчас они стояли на холме и чтобы догнать их, монстру нужно было взобраться наверх. После двух попыток, не увенчавшихся успехом, он снова взвыл и двинулся куда-то во тьму. Его голос, напоминавший сирену, раздавался ещё несколько раз, но становился всё тише и тише. Когда чудовище скрылось в ночи, Дарх мрачно предостерёг: «Рано радоваться — придут ещё!»

— Нужно уходить, — сказала женщина. Никто не возражал.

Ⅸ

Новая квартира, выбранная сопротивлением для временного пребывания одной из его частей в Лейтриге, оказалась холодной. Дом, построенный в начале прошлого века, едва отапливался, и Максим Раапхорст, скрипя зубами и злобно поглядывая на проржавевшие батареи, проклинал всех на свете. Ему предстояло прожить здесь ещё, по меньшей мере, месяц, и это время казалось брату Евгения бесконечным. Кроме того, мужчину угнетало бездействие. Серьёзного дела пока не намечалось, и единственное, что оставалось делать повстанцам — развлекаться, играя в карты, рассказывая анекдоты разной степени пошлости и читая друг другу стихи собственного сочинения. Максим прожил с этими людьми не так много, но уже успел понять, что такое положение им нравится. Никто из них по-настоящему не хотел ввязываться в неприятности, и, казалось, только в Раапхорсте сохранился тот огонь, с которым он вступил в ряды сопротивления.

С тех пор мужчина почти не изменился. Он был верен себе и стремлению принести пользу людям и государству. Если же случались редкие минуты сомнения, Максим вспоминал брата, его рассказ о двух врачах, и решение находилось само собой. Впрочем, сейчас, как и было сказано, мужчину терзали не сомнения, а состояние бездействия.

— Когда же