— Вы сами её там оставили, - начал было он.

— И?

— Они держали её взаперти. Она ни в чем не виновата. Делала то, что могла.

— Это не твоё дело, — спокойно ответил я.

Я и сам все знал. Но от ощущения детской какой-то обиды избавиться не мог. Если бы так глубоко в душу её не пустил, горечи такой не было бы. Но я пустил.

Тем не менее справки наводил. Малой торчал у неё столько же времени, сколько на тур по горам бы ушло. Синяки сошли, брат с сестрой похоже сдружились. Я раз видел их, когда словно дурак припёрся к её дому в машине сидеть. Шли. Малой рассказывал что-то и жестикулировал руками, почти подпрыгивал, Вера смеялась. Я немного завидовал степени близости, которая была между ними. Хотел тоже вот рядом идти, и чтобы смеялась. И, быть может, приняла бы, если бы пришёл. Но я не шёл.

С головой в дела ушёл. Наведался не раз, и не два в деревню. По осени там в основном одни старики жили. И им из-за меня крепко досталось, пусть и не я один в ответе, так все оставлять не хотелось. Поэтому за каких то полтора месяца от ближайшего большого посёлка в деревню протянули газ. Успели завести в каждый жилой дом до наступления серьёзных холодов. Все бесплатно, что со стариков взять?

— Выборы штоле? - взмахнула руками одна из старушек.

— Нет бабуль, - ответил я. - От бандитов вам компенсация.

Она успела ляпнуть на тему, что разницы нет — бандиты и там, и сям, и вообще везде. Я подумал, что бабка права — не податься ли мне в политику со скуки?

На следующий год, тут же отложил я. В деревню в мотался часто, дорога там была паршивая, поэтому вскоре она обросла новеньким асфальтом. За Таней Ромкиной кто-то ухаживал. Быстро, но меня не это смущало. А что, свято место пусто не бывает. Снова я попёрся к дому Веры уже в ноябре. Сидел в машине битый час, пока она пришла. Вышел из машины навстречу, увидев. Шла она устало, медленно, мыслями вся в себе.

— Ты почему на учёбу не ходишь? - попенял я.

— На работу вторую устроилась, потом доучусь. А ты бросал бы следить за мной. А то перееду.

Насмешила. Словно я в другом городе не найду, в другой стране, да где угодно. Найду.

—  Зачем приехал?

— Чаем напои, — попросил я.

Будто дома у меня чая нет, будто во всех ресторанах города он перевёлся и в магазинах. Вера головой покачала, но чай пить позвала. Меня облаял мелкий, уже не хромой пёс, гад, совсем добро не помнит. Дома у Веры было тихо и тепло.

— Пей чай и не приходи больше, — попросила Вера.

Отвернулась, избегая взгляда. Уже нашла кого? Нужно сказать Ахмеду, пусть проверит…А если нашла, что делать? Не убивать же человека, просто за право Веры жить своей жизнью. Значит нужно просто лишить её этого права.

— Переезжай ко мне, —ни к месту ляпнул я.

— Не городи глупости.

Так и ушёл. Потом снова пришёл и снова. Ахмед сказал, что никого у неё нет. Но то в больнице было бабье царство, а на новом месте работы её мужики водились и один этот факт сводил меня с ума.

— Возьми у меня деньги, — сказал в следующий раз. — У меня их много, и не нужны совсем.

— На благотворительность отдай.

Хотел поймать её в подъезде, словно пацан зелёный, просто поцеловать, а она вывернулась. У меня голова уже кругом, и упрашивать её хочется, и психануть, дверью хлопнув.

Ушёл. Возвращался, сидел в машине, сам на себя злился. Ночами шарахался по большой квартире и заработал бессонницу. Одной из таких ночей, весной, плюнул и к ней поехал. Долго звонил в дверь, она открыла, сонная, в халат большой завернута.

— Ты с ума сошёл? Мне вставать в шесть тридцать.

— А ты не вставай, - прошёл я в квартиру мягко её оттеснив. - Не работай. Я тебе роддом построю лучший самый. Будешь командовать в нем.

— А взамен?

— Взамен ко мне переедешь.

— Дурак, — вздохнула она. — Такой большой, богатый, а дурак совсем. Думаешь все купить можно?

Я в окно посмотрел. Темень мартовская ночная, хотя весна была тёплой, словно пытаясь собой компенсировать холодную осень.

— Тогда как?

— Иначе, Миш, иначе.

Второй раз так меня назвала. И так мягко звучало, по-родному и домашнему, что я сдался.

— Не могу без тебя, — сказал я. — Я хотел, очень хотел, но не получается. Назло себе хотел, а ночами не сплю. Как будто за такой короткий срок один разучился спать.

— И?

— Я люблю тебя.

Сказал, словно кусок души вырвал. Словно обнажённым и беззащитным один вышел против толпы людей. Любить - это серьёзно. Слишком близко, слишком. Себе признаться боялся, а тут сразу ей пришлось.

Вера же улыбнулась. Отвернулась, пытаясь спрятать эту улыбку, но я успел её заметить. А ещё успел заметить в распахнувшемся от движении халате живот. Небольшой ещё, но уверенно округлый и тугой.

Он и правда взялся роддом строить. Сразу, как только отошёл от шока, узнав от моей беременности. Сначала обиделся, ушёл, хлопнув дверью. Вернулся через час, злющий, но в руках себя держал, а я печально думала — на работу скоро, а поспать не успела. А ещё думала о том, что не зря попросила вести мою беременность подругу по вузу и будущую коллегу — иначе бы любопытный Ахмед по приказу Дежнева давно все рассказал бы. Чтобы изменилось? Многое. Так я чувствовала, что хоть немного контролирую ситуацию.

— Эй, — позвала я. — Так и будешь молчать сидеть? Мне на работу уже скоро собираться.

— Никуда не пойдёшь, — отрезал он. — Дома будешь сидеть и пинетки вязать. Мой?

Я даже отвечать не стала и на его обиду обиделась в ответ. И на работу ушла, пусть дальше сидит и злится. Задержать он меня не смог — не драться же ему с беременной бабой.

Наверное, я смогла бы дать ему отпор и в квартиру бы его не перебралась. Жила бы себе, спокойно растила ребёнка, Михаил бы алименты платил, если бы захотел. Таскать его по судам я бы не стала.

Но скучала, черт. Сильно скучала. Ночами лежала, гипнотизировала телефон и думала - только бы позвонил. А Дежнев упрямо не звонил.

Я переехала к нему через месяц. Месяц он таскался ко мне каждый день, а то и на ночь оставался, к недовольству Тотошки. Месяц я то таяла, то злилась, а потом просто переехала. Живот был к тому времени уже большим и круглым, рожать предстояло в начале лета.

— Тебе совсем не интересно, кто у нас будет?

Я отказалась узнавать пол. Михаил же сказал, что ребёнок любого пола все равно будет его ребёнком. Так какая разница? Он увлёкся роддомом, ни свет ни заря мчался туда смотреть, как дело идёт. Я не мешала — чем бы дитя не тешилось… я просто наслаждалось. И все, как мечтала было. Я, Михаил, мой большой живот, а на нем горячая мужская рука. А там, внутри, ерзал и рвался наружу маленький новый человек.