передал секреты,

Ты в тайник записку положил,

Брат, скажи нам правду, и вопросов нету,

Что ты прибыль в фунтах наварил!»

И, глотая воздух, как пескарь на суше,

Мой дружбан, войдя, мотал башкой:

«Мы живём для долга, ты его нарушил.

Ты не друг мне больше никакой!»

Я сказал им: «Хватит, на хрена всё это?

Режь меня, копытами дави,

Мне ваш долг до фени, если дружбы нету,

И на кой мне служба без любви!»

Мне сказали: «Сволочь!», а потом, в подвале

Продержав неделю взаперти,

Два кило печенья на дорогу дали:

«Будь здоров, счастливого пути!»

От дождя, от снега, от судьбы паскудной

На душе у Шуры грусть-печаль.

И сосед Виталик, корефан приблудный,

Льет ему на рожу спирт «Рояль».

Может, он Андрюха, но не в этом дело.

Может, он вообще Смирнов Степан.

Главное, не дрогнуть в ходе опохмела,

Руку не обрезать об стакан!

«Главное, чтоб дружба в людях оставалась! —

Это Шура тост нам прокричал, —

Чтоб душа горела, и земля вращалась,

И скворец на ветке щебетал!»

…Мы на Север Гальке в часть письмо послали,

Чтоб опять в туман его влекла!

Вот уже с ней Шурка все забыл печали,

У него на роже взор орла!

«Мне сто лет не нужен город Улан-Батор, —

Там у них сквозняк из всех углов.

Вот же оно, счастье, — Галька, дом, ребята,

Жизнь, Россия, Родина, любовь!!!»

1989

«Ой, время нынче подлое, лихое…»

Ой, время нынче подлое, лихое

Кувалдой колошматит по башке.

Бригада не вернулась из забоя.

И нет у нас ни мира, ни покоя

В шахтёрском захудалом городке.

И, чтобы нам чихать от чёрной пыли

Без лишних слёз, вожди родной земли

Похорона по полной оплатили

И пива две цистерны привезли.

И мы сидим во дворике продмага,

И тётя Зина встала на розлив,

И пес Полкан, заморыш, бедолага,

Нас охранять приплёлся, еле жив.

И мы бежим за воблой к бабе Варе,

Глаза горят на рожах, как угли,

Она в кредит нас оптом отоварит,

Она всё знает: пиво привезли!

Его сюда сто лет не привозили

И тыщу лет ещё не привезут,

И шо́ фер Федька едет к нам на ЗИЛе,

И бабы с коромыслами бегут!

И старикан Антоныч выгнул шею,

И побросал в крапиву костыли,

И покатился с горки: так быстрее!

Пошло всё к чёрту! Пиво привезли!

И машинист от Бога, друг наш Колька,

На переезде бросил паровоз,

И прибежал на шум, и пляшет польку,

И пиво пьёт, и по хрену мороз!

Он от колёс, от шпал воротит рыло,

Душа поёт под стук людских сердец:

«Спасибочки, товарищ Ворошилов!

Спасибо, Сталин, наш родной отец!»

Нам машет лапой заяц на опушке,

На нас гудит гружёная баржа́:

«Я б тоже с вами вмазала по кружке,

Но путь далек, и нету куража!»

И комсомолец Васька — жук, проныра,

Ведро наполнил: вот оно, ура!

Какой там, к чёрту, марш во имя мира,

Какой там, на хрен, уголь «на гора»!

У воробья вираж заложен криво,

И журавлиный клин вошёл в пике:

«Курлы-бурлы! — кричат, — мы хочем пива

И жить не хочем в грусти и тоске!»

А Кольке пятки чешут ради смеха

И чешую за шиворот суют.

Он никуда сегодня не доехал,

Он болт забил на график и маршрут!

А за рекой великие просторы,

Там тоже люди русские живут,

Там лопухи, полынь и мухоморы,

И нет дорог, и пива не дают!

Колян кричит: «За тех, кто спит в могиле!

Скорби и плачь, Сибирь, родная мать!

Их не за счастье наше положили,

А чтоб в продмаге выручку собрать!»

И ветер зол, жесток. На кружках наледь,

И пиво на исходе. Кончен бал.

И шахта нам сиреною сигналит:

«Пора на смену, чёрт бы вас побрал!»

И котелок, вон, пуст у Николая,

Он глазом вертит красным и кривым:

«Отговорила роща золота!

И жизнь прошла, как с белых яблонь дым!»

И нам туда, где сумрачно и сыро.

Закат холодный замер над землёй.

И тучи в небо впились, как вампиры.

И пива нет. И мы идем в забой…

1993

«Очнувшись от сладких снов…»

Очнувшись от сладких снов,

Пожрав из кастрюли корм,

Мой друг Федосей Ершов

Дудит в пионерский горн —

С последнего этажа,

С балкона на Млечный Путь,

Впотьмах, под дождём дрожа,

Дудит, надрывая грудь.

Секретный сотрудник служб,

Он в норах торчал, как крот.

Забитая в тишь да глушь,

Душа всё равно поёт!

В душе объявилась боль,

В душе разошёлся шов.

Тоскует, берёт бемоль

Мой друг Федосей Ершов.

До слёз, до разрыва жил,

Как скот ломовой в хлеву,

Мычит Федосей: «Я жил!

И даже сейчас живу!»

Он хочет к честной братве

Подвинуться на вершок.

С людьми хочет быть в родстве

Крутой музыкант Ершов!

И пятна лиловых лиц

Из окон, как из могил,

В пейзаж свысока вплелись,

И свет над землёй уныл.