class="stanza">

Из пыльных глухих щелей

Во мглу, как на кол, на крюк,

Случайных ночных людей

Зовёт заунывный звук.

Сбиваются ноты с ног,

Как психи, как псы в бегах,

И вот уже — прыг да скок —

Попрал сапогом порог

Сержант со свистком в зубах.

Сожрав вместо хлеба кляп,

В прохладу, как в чёрный ров,

В полёт из железных лап

Ушёл Федосей Ершов!

Сбивая с пространства спесь,

В пути из последних сил

Он людям играет песнь

Про то, как он жил и был…

1990

«Я со всех постов смещённый, я собрался в даль степную…»

Я со всех постов смещённый, я собрался в даль степную,

Вышел с горя из горкома и пошёл,

От меня отцы и дети, как от чёрта, врассыпную,

И кабан летит галопом, и козёл.

Скука, холод в чистом поле, сквозняки свистят, как пули,

Но, пробравшись через травы-ковыли,

Мне совхозные девчата руку дружбы протянули,

В пункт приёма стеклотары привели.

И сказал начальник пункта: «Безнадёжных нынче нету,

Даже если ты — ЦК КПСС!

Нас не бойся, мы не будем привлекать тебя к ответу,

Коль от скверны душу выскреб и воскрес!»

Я всё понял, я вписался, я от жидкости лечебной

Позабыл свои чины и должностя.

И плевать, что градус крепок, и что транспорт мой служебный

Переве́ден на запасные путя.

Широка душа у шефа, как река, примерно, Волга,

Он сказал: «Ты план составь и курс наметь.

Чтобы Родина воскресла, наше дело — первым долгом

К человеку уважение иметь!»

Пьём во имя человека, стаканы́ сдвигаем стоя,

На пейзажи, на окрестности глядим,

Балагурим с комсомолом: «Здравствуй, племя молодое,

Заходи сюда, подлечим, похмелим!»

Комсомол на нас очами из-под зонтиков сверкает,

Ноги в руки: надо взносы собирать!

Комсомол воротит рожу, перегаром вдаль икает:

«Одобряем, блин, и будем одобрять!»

Принимаю стеклотару, для ребят внедрил новинку:

Четверть суммы сухарями выдавать,

И народ бежит в обнимку под берёзку, под рябинку

Угощения на ящик накрывать.

Вася, вечный посетитель, войлок вытащив из уха,

Душу словом поразил мне, как копьём, —

Спотыкаясь об окурки, подошёл, сказал: «Братуха,

Мы тебя за человека признаём!»

Я вождей не уважаю, их снимают, мне не жалко,

В гордом нищенстве не сдохнуть никому,

Я вождей хочу направить в люди, в жизнь железной палкой,

Пусть бутылки собирают, я приму!

Может, завтра нас в натуре приспособят для расстрела,

Но сегодня у народа путь прямой —

В пункт приема стеклотары, в храм искусства опохмела,

К свету, к дружбе, не в рудник и не в забой!

Где-то гордый буревестник громовым сражён раскатом,

Хочет клюв в пучину моря погружать.

«Эй, — кричим ему, — товарищ, к нам рули, к своим ребятам,

Будем вместе стеклотару принимать!»

1986

«Я певец и плясун, мне везло и везёт…»

Я певец и плясун, мне везло и везёт,

Я служу гармонистом в элитном полку.

Зал приёмов. Стою, исполняю фокстрот,

Чтоб заморскому гостю развеять тоску.

Танцы в холле. Камин. Я гляжу из угла,

Как плешивый полкан, пучеглазый пенёк,

Верку, рыжую падлу, у края стола

Африканскому другу пихает под бок.

Ох, хорош после бани рассол из бадьи,

Ох, крепка медовуха на званом пиру!

Друг журнал ей даёт: «Вот министры мои,

Ногтем ткни, в кого хошь, я любого сожру!»

«Съешь их всех, сволочей», — Верка шепчет ему

И хохочет взахлёб, и свеча на столе

В сизом сумраке тонет, в сигарном дыму,

И бульдог возле двери хрипит, как в петле.

Верка водку лакает, и жрёт винегрет,

И серьгу золотую роняет в стакан:

«Это всё ерунда, то, что он людоед,

Я полштуки за час получу на карман!»

Он даёт ей десерт, и язык её злой

В земляничном сиропе увяз, как в крови.

Слышу крик: «Ну давай, гармонист молодой,

Жми на кнопки, играй о душе, о любви!»

В клетках горло дерут соловьи, снегири,

Верка в рыло суёт мне серебряный грош:

«Ну чего ты так смотришь, козёл, не смотри,

Выдох — вдох! Будь готов! По щелчку запоёшь!»

Он, узорчатый стул оседлав, как коня,

В чьи-то чёрные тени метает ножи,

И куском колбасы Верка манит меня:

«Ну, давай же ты, гад, сучий потрох, служи!»

Нету сил, нету слов. Я, дрожа, окунул

Африканского друга хлебалом в салат.

И в окошко, в рассвет от греха сиганул,

И забор перелез, и несусь наугад.

Первый луч по церковному пляшет кресту.

И Серёга, старлей, пальцем жмёт на курок,

Мажет, лупит по шишкам, палит в пустоту

И вдогонку мне шепчет: «Спаси тебя Бог!»

…Верка спит с африканцем, увяв от тоски.

Я в бегах. Я промёрз на ветру и продрог.

Снова ночь. Я один под луной у реки.

Сон смотрю, как они меня рвут на куски,

И Серёга мне шепчет: «Спаси тебя Бог!» …

1997

«Слышишь шорох дождя, слышишь ветра протяжное пение……»

Слышишь шорох дождя, слышишь ветра протяжное пение…

Ты одна на перроне. Закат золотой, словно сон.

И в серебряных сумерках кружатся листья осенние,

И войны вроде нет. И увозит солдат эшелон.

Вон, один, на подножке, за поручни