так как он был приятелем маркиза Альбериго (Маласпина. – Д.Б.), владельца Каррары, и для его выгоды он предпочитал добывать мрамор не в Серавецце, а в Карраре; или же он считал, что дело это долгое и отнимет много времени, как оно и вышло. И все же ему пришлось отправиться в Серавеццу, сколько он ни возражал, что и трудностей будет больше и расходов, как оно, возможно, и было бы, в особенности в начале работ, а может, этого, пожалуй, вовсе и не было. Папа же просто ничего об этом и слышать не хотел, приказав проложить через горы дорогу на несколько миль и выравнивать ее, выламывая скалы кувалдами и мотыгами, а в болотистых местах забивать сваи, и так много лет потратил Микеланджело на выполнение воли папы, а в конце концов были высечены там пять колонн надлежащих размеров, одна из которых находится во Флоренции на площади Сан-Лоренцо, остальные же остались на берегу моря. Посему маркиз Альбериго, потерпевший убытки, и стал после этого большим врагом ни в чем не повинного Микеланджело», – писал Вазари[307]. В 1519 г. несколько колонн разбились при транспортировке, еще несколько колонн оказались бракованными, и через несколько месяцев проект был заморожен.

В марте 1520 г. в письме папскому секретарю Доменико Буонисеньи Микеланджело изложил перипетии работы над фасадом. «Когда я в тысяча пятьсот шестнадцатом году был в Карраре по своим делам, а именно чтобы переправить в Рим мрамор для гробницы папы Юлия, меня вызвал папа Лев по поводу фасада Сан-Лоренцо, который он собирался сделать во Флоренции. Поэтому я пятого декабря покинул Каррару и отправился в Рим и сделал там для названного фасада рисунок, согласно которому названный папа Лев поручил мне распорядиться о добыче в Карраре мрамора для названного сооружения. После этого, когда я в последний день вышеназванного декабря вернулся из Рима в Каррару, папа Лев послал мне за добычу мрамора для названного сооружения тысячу дукатов через Якопо Сальвиати, и вручил их мне один из его слуг по имени Бентивольо. Получил же я эти деньги примерно восьмого числа следующего месяца, а именно января [1517]; и в этом я выдал расписку. После этого, когда в августе того же года вышеназванный папа попросил у меня модель названного сооружения, я, чтобы ее сделать, вернулся из Каррары во Флоренцию. И я ее сделал из дерева подходящей формы с фигурами из воска и послал ее в Рим. Как только он ее увидел, он меня туда вызвал и заказал мне этот фасад сдельно, как это явствует из находящегося у меня письменного соглашения с Его Святейшеством. И так как мне пришлось, дабы угодить Его Святейшеству, привезти во Флоренцию тот мрамор, который я должен был привезти в Рим для гробницы папы Юлия, а из Флоренции, куда я его привез и после этого обработал, снова привезти его в Рим, он мне обещал освободить меня от всех этих расходов, а именно от таможенных и портовых пошлин, что составляет расход примерно в восемьсот дукатов, хотя письменное соглашение об этом умалчивает.

И вот шестого февраля тысяча пятьсот семнадцатого года я из Рима вернулся во Флоренцию. И так как я взялся за вышеназванный фасад Сан-Лоренцо с оплатой его сдельно, [а до этого] целиком за мой счет, и так как названный папа Лев должен был уплатить мне во Флоренции четыре тысячи дукатов за названную работу, как это явствует из письменного соглашения, примерно числа двадцать пятого [февраля 1518] я получил от Якопо Сальвиати восемьсот дукатов вместо названной суммы и выдал в том расписку и отправился в Каррару. А так как там я предварительно не обзавелся контрактами и заказами и так как каррарцы хотят меня по этому поводу осаждать, я для добычи этого мрамора отправился в Серавеццу, в горах Пьетрасанты, на флорентийской земле. И там, имея уже вчерне отесанными шесть колонн по одиннадцати с половиной локтей каждая и много других мраморных глыб, я устроил то дорожное сообщение, которое можно там видеть и поныне; но с тех пор там никто больше не добывал. Двадцатого же марта тысяча пятьсот восемнадцатого года я приехал во Флоренцию за деньгами, чтобы начать обработку названного мрамора, а двадцать шестого марта тысяча пятьсот девятнадцатого года кардинал [Джулио] деи Медичи приказал банку Гадди во Флоренции уплатить мне от папы Льва за названную работу пятьсот дукатов, в чем я выдал расписку. После чего в это же самое время кардинал по поручению папы меня остановил, чтобы я больше не продолжал названной работы, говоря, что они хотят снять с меня заботы по доставке мрамора и что они сами выдадут мне его во Флоренции и хотят заключить новое соглашение. И так обстояло дело по сегодняшний день.

Между тем в это самое время, после того как я для попечителей [собора] Санта Мария дель Фьоре послал некоторое количество каменотесов в Пьетрасанту, точнее, в Серавеццу, чтобы они занялись дорожным строительством и приняли от меня мрамор, который я приказал добыть для фасада Сан-Лоренцо и который теперь предназначался для изготовления пола в Санта Мария дель Фьоре, и после того как папа Лев решил продолжать работу над фасадом Сан-Лоренцо, а кардинал деи Медичи заказал мрамор для названного фасада другим, а не мне, и передал тем самым людям, которые приняли этот заказ, мое дорожное строительство в Серавецце, не посчитавшись со мной, я сильно огорчился, так как ни кардинал, ни попечители не могли вмешиваться в мои дела прежде, чем я не освободился от своей договоренности с папой. Если же работа над названным [фасадом] Сан-Лоренцо с согласия папы прекратится и будут показаны произведенные расходы и полученные деньги, то и названное дорожное строительство, и мрамор, и весь инвентарь по необходимости должны перейти либо к Его Святейшеству, либо ко мне. А после этого ни та, ни другая сторона уже не может делать, что ей захочется.

Между тем кардинал в связи с этим делом сказал мне, чтобы я показал, сколько получено денег и какие произведены расходы, и что он хочет меня освободить, чтобы он из вышеназванного дорожного строительства в Серавецце мог отобрать тот мрамор, какой он захочет, как для Попечительства, так и для самого себя.

Поэтому я и показываю, что получил две тысячи триста дукатов теми путями и в те сроки, какие содержатся в настоящем письме, и показываю также, что истратил тысячу восемьсот дукатов. Из них я истратил двести пятьдесят частично на портовые пошлины по реке Арно,