На глазах у девушки выступили слезы.

Кичигин, не ожидавший такой реакции, растерялся.

– Ты это, прости… Если не хочешь, не вспоминай, – пробормотал он.

– Все нормально, – Маркова через силу улыбнулась. – Просто грустно. Там был мой дом. Моя родина. Я сражалась за нее. Мы все сражались. И что в итоге?! Если б ты знал, как мы рыдали, покидая родной Оккервиль. Если б ты только знал…

Петя осторожно подошел, сел рядом. Обнять Ксению он не решился, просто прислонился плечом, робко провел ладонью по ее волосам.

– Понимаю, Ксю. Хреновое чувство. Ну ничего, теперь здесь твой дом.

Девушка отстранилась, сжала губы и отрешенно уставилась в пустоту.

– Наш дом? Наш дом, Петь? Где? В этом бетонном мешке? Наш дом захвачен заговорщиками. Во главе с этим. Вилковым. А мы опять – изгои. Господи, когда же это кончится?!

Она всхлипнула и вытерла глаза рукавом куртки.

– Мы порвем эту гниду, – произнес парень, сжимая кулаки. – Обещаю. Мы вернемся. И тогда Вилков ответит за все.

* * *

Альберт Вилков с самого начала не собирался афишировать свои намерения. Далеко не все рядовые участники заговора знали, что замышляет их шеф. Если бы информация о готовящейся «чистке» просочилась в народ, план почти наверняка провалился бы с треском. Вилков не хотел лишних осложнений. Тяга к спецэффектам тоже была ему совершенно чужда. Все было сделано быстро, жестко и грамотно.

Новый председатель не форсировал события. Дал народу немного успокоиться, привыкнуть к нему. Провел пару реформ, например запретил свободную реализацию алкоголя. Обмолвился, что не против многоженства и в ближайшее время рассмотрит эту идею, даже пообещал организовать всеобщие выборы, чтобы сделать свою власть законной. Но это были просто слова, которые должны были отвлечь внимание жителей от более важных вещей. Альберт Евгеньевич сделал вид, что с приходом новой власти ничего не изменилось, усыпил бдительность своих противников.

А потом стремительно, за одну ночь, из бункера на поверхность было изгнано почти сорок человек. Агенты Вилкова действовали по заранее намеченному плану. Они врывались в жилища, арестовывали людей, которых новый председатель счел «лишними» для общины, сгоняли в специально отведенные помещения, а оттуда отправляли на улицу, на мороз…

Лежачих больных решили не трогать. Совсем беспомощных инвалидов можно было ликвидировать потом, под шумок, и представить все так, будто бы они сами умерли. Да и ели лежачие больные мало, общину они не сильно обременяли.

Составляя список кандидатов на изгнание, Альберт учитывал разные факторы. Он понимал, что даже от калеки может быть польза. Так, в списке долгое время фигурировали Иван Громов и Дима Самохвалов. Но в последний момент Вилков вычеркнул обоих. Иван был хорошим солдатом и еще вполне мог приносить пользу, а Дима оказался неплохим поваром. После осколочной раны в ногу Самохвалов стал сильно хромать, путь на поверхность был юноше заказан, ни в охотники, ни в сталкеры его бы не взяли. Зато на кухне парень трудился наравне с остальными поварами.

«Пусть кашеварит», – подумал Альберт Вилков и решил оставить Диму в общине.

У остальных сорока человек уважительных причин остаться в тепле и безопасности не нашлось. Все они либо вообще не могли работать, либо трудились крайне паршиво. Все имели те или иные дефекты или болезни, а ели наравне с полноценно работающими людьми. Судьба этих бедолаг была предрешена.

Поздно ночью, когда вся община спала глубоким сном, агенты Вилкова быстро и без лишнего шума изловили всех, кого приговорили к изгнанию. В последний момент, когда сорок несчастных готовились выпроводить на улицу, солдатам попыталась помешать медсестра Негода.

Она проснулась посреди ночи, движимая смутной тревогой.

– Ты че, сдурела? Куда тебя несет? – ворчал Иван вслед Жанне, но женщина уже скрылась за дверью, на ходу запахнув плащ.

Она шла, почти бежала в стационар, где находились раненые и контуженные. Там медсестра застала лишь часть пациентов, совсем тяжелых. Остальные исчезли.

В ужасе Жанна выбежала из медблока, заметалась по пустынным коридорам огромного бункера, пытаясь понять, где искать помощи. Но тут издалека до нее долетел полный отчаяния и ужаса крик. И снова то шестое чувство, что подняло ее с кровати, подсказало: «Тебе туда».

Крик почти сразу оборвался, но Негода успела определить, откуда он раздался. Она бежала со всех ног туда, где располагался основной выход на поверхность. Дверь в тамбур, где сталкеры и охотники готовились к вылазкам, была распахнута. Когда Жанна ворвалась внутрь, ее глазам предстало ужасное зрелище. Вооруженные до зубов бойцы выталкивали на улицу людей, большинство из которых не имело даже теплой одежды. При этом солдаты осыпали несчастных отборным матом, колотили прикладами.

– Не пойдем! – вопили перепуганные люди. – Там холодно, темно! Мы погибнем там!

– Пр-р-риказ! – рычали в ответ охранники. – Выметайтесь, шевелитесь. Быстро, быстро, быстро!

Медсестра метнулась прямо под удары прикладов, схватила одного из своих пациентов, стоявшего в хвосте скорбной процессии, заслонила его собой.

– Не сметь! – завизжала женщина, яростно сверкая глазами. – Руки прочь, никуда они не пойдут.

– Пр-р-риказ! – повторяли агенты Вилкова, словно роботы. – Быстро-быстро!

Бить Жанну, однако, никто не решился. Ее просто оттерли в сторону, чтобы не мешалась.

Обливаясь слезами, едва сдерживая рыдания, рвущиеся из груди, Негода смотрела, как бедняг, обреченных на верную смерть, выгоняют на мороз. Решение пришло стремительно.

– Я с ними! – выпалила Жанна и сама, без принуждения, выскочила наружу в легком халате.

«Иван – хороший человек, он не даст маму и детей в обиду. Он позаботится о них, – стучало в голове медсестры. – А мое место – здесь, с моими пациентами. Умру вместе с ними – что ж, так тому и быть».

– Куда, сдурела?! – кричали на Жанну солдаты, ее попытались затащить обратно в тамбур. Но женщина вырвалась из рук агентов Вилкова и смело шагнула навстречу мраку и стуже.

В этот момент один из бойцов, не принимавший участия в издевательствах над несчастными «лишними» людьми, снял с себя шинель и протянул Негоде. Он несколько раз обращался за помощью врачей и каждый раз попадал к Жанне.

– Держи. Не замерзни там, – шепнул солдат медсестре.

– Спасибо, – выдавила из себя та, натягивая шинель поверх халата.

Снаружи ее и других изгнанников уже ждали солдаты из внешнего караула. Угрожая ружьями и арбалетами, их погнали по узкому проходу, расчищенному среди сугробов. По территории промзоны шарили прожекторы. Раздавались отрывистые команды офицеров, на вышках метались тени. Солдаты Вилкова следили, чтобы операция прошла четко по плану.

Ворота уже были распахнуты. Прямо за ними начинался густой, страшный лес. На него и днем-то люди старались лишний раз не смотреть – такой жутью веяло от сплошной стены могучих елей и сосен, подпиравших небо. А уж ночью лесная чащоба вызывала панический страх. Сразу за воротами должны были начинаться железнодорожные пути, но, сколько Жанна ни напрягала зрение, она не могла их рассмотреть. Дрезины давно не ходили, никто не следил за состоянием путей, поэтому их занесло. Призрачная надежда на то, что им не придется соваться в лес, растаяла.