– Так точно, ваше высокородие, – кивнул Лешка. – Видел и в руки брал, а потом обратно, где до этого что было, положил. Только вот кинжал с длинным и тонким лезвием, чтобы пулю из раны достать, я там, наверху, оставил. Удобный он очень и, кстати, с витиеватым вензелем на рукояти. За своих людей я тоже ручаюсь, они ничего здесь вообще не трогали. Только лишь когда всех этих сюда сносили, а потом еще их сверху травой и ветками закидывали.

Стоящие рядом стрелки прикрыли носы рукавами мундиров.

– Выйдите подальше все, – процедил сквозь зубы барон. – Я сам тут все на месте осмотрю! – и он сноровисто начал проверять каждую пядь одежды у убитого штуцерника.

– Пойдемте, братцы, не будем мешать господину бригадиру, – кивнул головой Егоров. – Давайте, давайте, двигайте!

Через час наверх, на горную дорогу вылез и сам Генрих Фридрихович. В его руке был объемистый узел.

– Пистоли и кошель забирайте себе, – кивнул он на его содержимое. – Они мне совсем без надобности. Штуцер тоже возьмете вместе со всеми его причиндалами. А вот этот кинжал, Алексей, ты давай сюда. Всякая вещь, имеющая на себе вензеля или какие-либо другие особые отметины, вполне даже может мне пригодиться. Одежду и обувь тоже, как положено, мы потом у себя и чуть позже проверим. На моей памяти не раз уже там находилось всякое интересное.

– Да не смотри ты так жадно на эту зрительную трубку, – заметил он взгляд майора. – Верну я ее тебе. Чуть позже ты свой трофей получишь. Теперь можете всех хоронить. Так, говоришь, из двух штуцеров по хану огонь вели? – посмотрел он пристально на Егорова.

– Так точно, ваше высокородие, из двух, – подтвердил тот. – Одного вы уже видели, а вот второй смог уйти. Именно он-то и подстрелил Антипа из моего дозорного плутонга. Шустрый, гад, оказался, двое суток ребятки их искали, но они словно бы растворились среди гор. Ничего, завтра опять поисковый отряд на прочесывание уйдет. Мы просто так от своего тоже не отступим.

– Ладно, действуй тогда так, как сам считаешь нужным, – согласился с ним Генрих Фридрихович. – Кроме охраны хана, больше заданий мы вам пока давать не будем. Если вы того второго со штуцером сумеете все-таки живьем взять – проси у меня что хочешь! Ты хоть представляешь, что он сможет нам рассказать при правильной и вдумчивой с ним беседе?

– Представляю, Генрих Фридрихович, – кивнул Лешка. – А от тех вот толку не будет, – и он кивнул на трех стоявших под конвоем пленных. – Мы уже хорошо с ними поговорили. Из интересного – это только то, что в их шайке было пять десятков. Сами они из Судака и его окрестностей. За старшего бывший сотник старого хана Девлет Герая. Полгода назад, когда нынешний хан взялся всерьез за мятежников, они ушли в горы и жили в каком-то заброшенном ауле. Мы его, конечно же, проверим, но, думаю, вряд ли кого уже там найдем. Да, с месяц назад их атаман был несколько дней в Судаке, и именно оттуда с ним и пришли два чужих человека со штуцерами. Со слов татар, они разговаривали между собой на незнакомом им чужом зыке. Ни с кем из местных вообще не общались. Только лишь с самым старшим. И именно после их прихода у этой шайки появилось хорошее оружие: четыре десятка однотипных фузей с удлиненными стволами и с хорошими французскими ударными замками.

– Да, турки и некоторые покровительствующие им западные державы из кожи вон лезут, чтобы не допустить усиления России, – задумчиво проговорил барон. – Средства, оружие и даже своих людей не жалеют. Все словно в топку бросают, лишь бы нам поджечь этот непрочный еще пока южный фланг. Ладно, Алексей, мне пора. У нас османский флот вдоль берега крейсирует. Александр Васильевич временно перенес свою ставку в Кафу, да и хан там с нами будет рядом. Держи со мной связь и сообщай обо всем новом, что только тебе станет известно по этим гостям, – кивнул он на узел, оставшийся от убитого штуцерника. – Удачи вам, егеря! – и, вскочив на коней, драгунская сотня вместе с бароном ускакала по горной дороге.

Плутонг Скобелева был отдыхающим. Рота вот уже месяц базировалась в старой генуэзской крепости Судака. Три недели прочесывания горных окрестностей ничего не дали. Остатки мятежников, совершивших нападение на ханский конвой, словно сквозь камни провалились.

– А может, разбежались они кто куда? – судачили между собой солдаты. – Хорошо ведь мы им там холку намылили. Половину отряда одним махом разгромили. Ну что у них совсем, что ли, страха никакого нет?

– Здесь они, здесь, рядом, – цедил сквозь зубы Егоров, заслышав такие рассуждения и от своих командиров. – Потому как уходили так боевито и грамотно от нас по горам. А также в брошенном ауле все подчистили. Значит, не уничтожен их отряд, а только лишь немного потрепан. Затаились где-то до поры до времени и выжидают чего-то. Не удивлюсь, если у них и связь с турками имеется. Не зря же они шныряют в прибрежных водах? Должны будут недобитки проявиться!

– Да сколько ждать-то их, господин майор? – вздохнул огорченно прапорщик. – Скоро лето уже закончится, а у нас все дела никакого нет. Только и ходим за этим ханом туда-сюда.

– Проявятся, – мотнул упрямо головой Алексей, разглядывая недавно начерченную ротными грамотеями карту всех окрестностей. – Цели для них пока что нет, как видно, хорошей. Ну чего им наши стрелки-егеря. Им фигуру позначительней надобно, чтобы открыться. Ладно, Сашка, иди уже отдыхай, ты, вон, только недавно с ханского конвоя сменился.

– Иди, отдыхай, – ворчал прапорщик, выходя от командира. – Сколько можно-то на месте сидеть?! А если эти еще год не будут для себя достойной цели видеть, и что, мы так и будем их все это время караулить? Цель, цель, цель, – задумчиво твердил он про себя.

– Василь, пошли, может, окупнемся в море? – Лешка позвал своего главного оружейника. – Ленька, Данила, айдати с нами?

Свой же собственный приказ приходилось выполнять строго. По одному егеря нигде в Крыму не передвигались. «Не менее трех!» – и это правило все соблюдали строго. Местное население большим дружелюбием по отношению к русским не отличалось, поэтому и приходилось сторожиться.

Ласковые теплые волны плескались у ног, накатывая на берег. Августовское солнце палило, покрывая освобожденную от мундира кожу красноватым загаром. Алексей же в это время был далеко. Там, у Буга, остались самые дорогие для него люди: Катаринка с маленьким Ильюшкой. «Восемь месяцев уже исполнилось его малышу, совсем скоро пойти должен», – думал он с щемящей тоской. Как бы ему хотелось прижать их к себе.

– Папа, папа! – услышал он словно сквозь сотни верст. – Лексинька! Лексинька! Алексей Петрович! Алексей Петрович! Ваше высокоблагородие, беда! – этот крик вырвал майора из дремы, и он, резко вскочив, схватил по выработанной привычке штуцер. – Вашвысокоблагородие, беда! – резко выдыхая воздух, к нему подбежал Макарович.

– Что случилось, сержант?! – на теле уже был мундир, и осталось только лишь опоясаться и накинуть подсумки.

– Прапорщика Скобелева басурмане скрали! – выдохнув, доложился Макарович.