— Она хотела сниматься в кино? — спросил я.

— Нет, — ответил мальчик. — Она хотела путешествовать, и больше ничего.

— Ей особенно хотелось побывать в Лос-Анджелесе?

— Да нет, где угодно.

— Она работала?

— У нее была работа на неполный день в кредитном бюро. Рядом с баром «Браннанс». Она очень хорошо умела считать деньги.

— А что она рассказывала тебе такого, чего не могла рассказать маме?

— Что ей все здесь ненавистно. Что она хотела бы уехать отсюда.

— А мама даже и слышать об этом не желала?

— Она хотела обеспечить Шоне безопасную жизнь. Мою маму пугает жизнь в большом мире.

— А где работает мама?

— Она уборщица. В барах города. Она подготавливает их к «часу удачи».[29]

— Что еще тебе известно о Шоне?

Мальчик заговорил о чем-то, но вдруг замолчал. После недолгой паузы он просто пожал плечами, но не сказал больше ничего. Вышел на середину небольшой квадратной комнаты и застыл на месте, словно впитывая в себя что-то из воздуха. По его виду я понял, что бывать в этой комнате ему доводилось нечасто. Нечасто до смерти Шоны, и нечасто после того, как ее не стало.

— Понимаете, я по-настоящему тоскую по ней, — сказал он.

Когда мы снова вернулись на кухню, я спросил:

— Как ты думаешь, твоя мама не будет возражать, если я позвоню по телефону и оставлю за это деньги?

— Вам надо позвонить? — спросил мальчик таким тоном, как будто речь шла о каком-то необыкновенном деле.

— В два места, — ответил я. — В одно мне позвонить необходимо, а в другое я просто хочу позвонить.

— Я не знаю, сколько это стоит.

— Каждый звонок по платному телефону стоит четвертак, — объяснил ему я. — Предположим, я оставлю по доллару за каждый звонок, пойдет?

— Это будет слишком много.

— Большое расстояние, — сказал я.

— Раз вы так считаете, значит, все правильно. Я пошел на улицу.

Я подождал, пока парень снова не появился во дворе перед домом. Он встал на свое обычное место у забора; просто стоял и наблюдал с неиссякаемым терпением за тем, что происходит на улице. Как несменяемый часовой. Просунув долларовую купюру в щель между пластиковым корпусом телефона и стеной, я снял трубку и набрал номер, по которому мне надо было позвонить. Стэну Лоури, в наш общий с ним офис. Мне ответил его сержант, и через минуту трубку взял Стэн.

— Очередной сюрприз: ты еще на своем месте и работаешь.

— Я думаю даже, что мое положение в данный момент более безопасное, чем твое. Френсис Нигли только что отчиталась.

— Она принимает все слишком близко к сердцу.

— Зато ты слишком спокоен.

— Карла Диксон все еще работает в финчасти?

— Я могу это выяснить.

— Выясни у нее кое-что для меня. Я хочу узнать, надо ли мне проявлять внимание к поступлению денег из места, которое называется Косово. Похоже, гангстеры отмывают и обналичивают кучу бабок. Вот такое дело.

— Похоже, это маловероятно. Это место ведь на Балканах, так? А там, если у тебя есть коза, то ты уже относишься к среднему классу. А если две — то ты богач. Немного иначе, чем в Америке.

Глядя в окно, я сказал:

— В некоторых ее частях отличия не слишком-то и заметны.

— Жаль, что я не работаю в финчасти. Может, там я научился бы некоторым необходимым вещам. Например, как делать сбережения.

— Не переживай, — успокоил его я. — Ты будешь получать пособие по безработице. По крайней мере, некоторое время.

— Ты вселяешь в меня радость.

— У меня самого масса причин для радости.

— Что ты говоришь? Так что там все-таки происходит?

— Всевозможные чудеса, — ответил я и повесил трубку.

Затем, втиснув второй доллар в щель между корпусом телефона и стеной, я набрал номер, по которому хотел позвонить: главный коммутатор Министерства финансов. Мне тут же ответил женский голос, принадлежавший, как я решил, элегантной особе средних лет. Она спросила:

— С кем мне вас соединить?

— Будьте добры, с Джо Ричером.

Послышался скрежет и клики, а затем наступила минутное мертвое молчание. И никакой музыки в паузах. Минфин в 1997 году не услаждал слух. Затем другая женщина, сняв трубку, сказала:

— Офис мистера Ричера.

Ее голос был молодой и бодрый. Наверное, она, недавно закончив с отличием какой-нибудь престижный колледж, еще смотрела на мир сияющими глазами, видя все через призму идеализма. К тому же она наверняка была хорошенькая. И одета, скорее всего, в короткую клетчатую юбочку и белую водолазку. Мой братец знал, как подбирать такие кадры.

— Мистер Ричер на месте? — спросил я.

— К сожалению, его не будет в офисе несколько дней. Ему необходимо было поехать в Джорджию. — Она произнесла это таким тоном, каким сообщила бы, что он отбыл на Сатурн или на Нептун. Невероятное расстояние, а когда вы туда доберетесь, то вокруг вас будет лишь голая, пустынная земля. — Хотите оставить сообщение?

— Скажите ему, что звонил брат.

— Как здорово! Он никогда не говорил, что у него есть братья. А ведь и вправду, у вас очень похожие голоса, вы это знаете?

— Некоторые так говорят. Нет, не надо никакого сообщения. Скажите ему, что я просто хотел поприветствовать его. Пообщаться с ним. Узнать, как он.

— Он поймет, какой брат ему звонил?

— Надеюсь, что поймет, — успокоил ее я. — Тем более что брат у него один.

Закончив разговор, я сразу вышел из дома. Брат Шоны, увидев меня, не изменил своей обычной позы вечного часового. Я помахал ему рукой, парень в ответ помахал рукой мне. Он стоял и продолжал смотреть вдаль на горизонт. Я пошел назад по келхэмской дороге и повернул налево в сторону города. Пройдя некоторое расстояние по направлению к железной дороге, я услышал позади себя шум машины, а затем и короткий сигнал, поданный из вежливости. Я обернулся, и автомобиль Деверо, приблизившись ко мне, затормозил и остановился совсем рядом. Через секунду я уже сидел на пассажирском сиденье рядом с ней; между нами не было ничего, кроме ее пистолета в кобуре.

Я начал разговор с того, что сказал: «Ваш обед слишком затянулся». Я посчитал это просто описательным комментарием, но Деверо увидела в нем нечто большее.